оставишь.
Его беспокойство вполне понятно: в прошлом я ввязывалась в авантюры, полагая, будто они пойдут нам на пользу, но я больше никогда добровольно не вернусь туда, куда не сможет попасть Лор.
– Клянусь, я, на хрен, никогда тебя больше не оставлю, Лоркан Рибио. – Сделка пронзает сердце, выжигая точку, которую Лоркан при желании сможет использовать, если я когда-нибудь вздумаю кинуться в погоню за Данте в одиночку.
Так, даже не думай об этом.
Я продолжаю гладить его напряженную шею, упиваясь легким ароматом грома, исходящим от бледной кожи моей пары.
Он сжимает мое бедро, касается кончиком носа моего, проводит им по моей скуле. Затем шепчет на ухо:
– Не обязательно было повторять слово в слово.
Я хмурюсь, но вскоре улыбаюсь, понимаю, отчего у него встали дыбом перья. Он тоже улыбается, а кончик носа возвращается к моей щеке. Я наполняю легкие его медленным, ровным дыханием, и хотя нам нужно вернуться в реальный мир, я не спешу оборвать драгоценную передышку.
Прости меня за сказанное ранее, птичка. Нельзя было вымещать на тебе гнев за свою уязвленную гордость и задетое сердце.
Ты прощен, но, пожалуйста, Лор, никогда даже не намекай, будто мне хоть немного нужен Данте. Для меня существует только один мужчина – ты.
Дождавшись его кивка, я приподнимаюсь на цыпочки и прижимаю губы к его губам. Я позволяю ему осознать, что мы с ним вместе, мы в безопасности, и хотя впереди много проблем, никто нас не тронет: не когда он окружен своими воронами, а я надежно укрыта в его королевстве… в его объятиях.
Лор скользит ладонью по моей спине, останавливается на пояснице. И только когда его тело прижимается к моему, рот наконец приходит в движение.
Медленно, крайне медленно его губы приоткрывают мои, предоставляя мне доступ к каждому его вздоху, каждому удару сердца. Я жадно глотаю и то и другое, от неторопливых поцелуев и требовательных прикосновений голова идет кругом. Котел! Как же я по этому всему скучала!
Я упиваюсь его теплом, его вкусом и мысленно умоляю проникнуть глубже, заполнить каждый темный уголок тела и души, ворваться в меня, подобно ручью, что низвергается с его горы, и смыть следы прошедшего месяца.
Его рот приоткрывается чуть шире. Я поглощаю драгоценный воздух, которым он меня кормит, пока легкие не сводит судорогой, и мне не приходится вернуться с неба на землю.
Он целовал тебя? – шепчет Лор по мыслесвязи.
Мои губы отрываются от его.
Я думала, мы закрыли тему.
Я не спрашивал, целовала ли ты его. – В уголках его глаз образуются морщинки, словно этот разговор причиняет ему физическую боль. – Я спросил, посмел ли он прикоснуться губами к твоему телу.
Нет, Лор. – Я качаю головой, дабы глубже затолкать ответ в голову моей ревнивой пары. – Все, чего хотел от меня Данте, – моя кровь.
Его глаза скользят по моему лбу, носу, щекам, подбородку, прежде чем остановиться на пульсирующей точке у основания шеи. Пытается ли он определить ложь по моему пульсу?
Я ощетиниваюсь.
– Как ты мог подумать, будто я поцелую этого мужчину?
Пальцы Лора оставляют мои волосы, скользят вниз по позвоночнику, прежде чем вцепиться в запястье и сжать пальцы. Затем он подносит их к своей груди. Я чувствую его сердцебиение.
– Потому что я крайне ревнив, а ты, птичка, моя пара. Моя единственная и неповторимая во всем. – Он накрывает мою руку своей. – Моя гребаная вечность.
Раздражение улетучивается. Я влюбилась в этого человека бесповоротно, и, может, тому способствовала магия, но мое желание быть с ним… желание принадлежать ему до скончания времен… это не имеет никакого отношения к магии. Я остаюсь с ним потому, что теперь этот мужчина живет в моем сердце, в моих костях, в самой моей душе.
Я откидываю прядь черных волос, закрывающую один из цитриновых глаз.
Я хочу, чтобы все закончилось.
Сжимающие мою ладонь пальцы твердеют, а его лицо наклоняется чуть ниже.
– Мне жаль тебя разочаровывать, мо крау, но у нас с тобой никогда не будет конца.
Я закатываю глаза.
– Я говорила о войне, любовь моя.
Улыбка медленно изгибает уголок его рта. Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы ухватить ее, и как раз в этот момент кто-то слегка похлопывает меня по щеке. Я хмурюсь: жест совсем не в стиле Лора, да к тому же его руки далеко от моего лица.
– Боюсь, нам нужно вернуться, – бормочет он.
Я чувствую, как мою руку сжимает его рука, а затем – другая, более тонкая и теплая.
– Фэл? – Серые глаза Сибиллы круглые, как тарелки, которые мы с ней разносили в «Дне кувшина».
– Кажется, вернулась. – Феб, чей цвет лица может слиться с облаками, заволакивающими люк, оглядывает меня с головы до ног.
Оба сидят на корточках передо мной. Я же сижу на стуле, в сторонке от остальных. Интересно, я сама на него упала или меня усадили?
– Простите, я мыслебродила.
Сиб вздрагивает.
– Ты мыслебродила? – Ее голос непроизвольно повышается.
– Я же говорил! – шипит Феб. – А еще говорил не трясти ее.
– Я волновалась. У нее глаза побелели! Прямо полностью, и она перестала дышать! А Кахол без всяких объяснений велел ее усадить.
Наверное, это странно, но я внезапно замечаю, что волосы подруги опускаются ниже лопаток, как и у меня. В былые времена нас бы оштрафовали за то, что мы отрастили такие длинные косы. Подумать только, неужели это осталось в прошлом? Ну скоро останется.
Я разминаю затекшую шею.
– Я перестала дышать?
Феб сжимает другую мою руку.
– Она преувеличила.
– Даже ты запереживал.
– Ну, на самом деле я никогда своими глазами не видел, как кто-то мыслебродит. Вокруг не так уж много пар. – Он осматривает комнату, и хотя позы окружающих по-прежнему напряженные, голоса звучат более спокойно.
Я замечаю Габриэле, который разговаривает с Юстусом, Бронвен и Киэном. Я также замечаю, что Лор отвел моего отца и Имоджен в сторону, и они тоже что-то обсуждают. Вновь переключив внимание на друзей, я не упускаю из вида печаль, искажающую их лица.
– Что?
Феб фыркает.
– Она еще спрашивает!
Я хмурюсь, недоумевая, что же может их мучить.
– Ты вышла замуж за смертельного врага своей пары, вот что, – шипит Сибилла.
Я вздыхаю.
– Связала себя магическими узами, а не вышла замуж. И повторяю, не по доброй воле.
– Сиб имеет в виду, что война вот-вот станет еще более кровавой.
– Для Данте, – отмечаю я.
Феб заправляет за ухо прядь золотистых волос, и хотя его пальцы не дрожат, движение столь слабое, что прядь не цепляется
