труда догадаться, что Охотникову отсюда живым не уехать: не было еще таких случаев, чтобы Монгол из Торбеево кого-то живым отпускал.
«Зачем ему лишние свидетели? Информацию выспросит для дела, попытает для собственного удовольствия, а там, если жертва сама от пыток не кончится, что бывает очень редко, скажет пацанам в лес везти и живьем закапывать. Нет, как ни крути, не нравятся мне его методы; наверное, его бригадиром только поэтому и поставили, чтобы дисциплина была. И хрен его знает, может, шестерки уже суетятся и я у Монгола следующим на карандаше стою. Не зря же он сказал, что должен был валить меня, а наказал Сизого. А теперь дал время на исправление ошибки, и знает же падла, что не так просто найти в Москве человека, да еще когда тот в курсах, что его ищут. Если Чуб в больничке – надо там его и валить. Кедру придется доверить. Он специалист по медицинским штучкам. Все в лучшем виде оформит, – Бекас понимал, что лишен права на ошибку и если эта ошибка произойдет, то для него она окажется фатальной. Монгол не простит промашки. – Слишком он чего-то разволновался. Да и непонятки возникают, для чего ему понадобились журналюга и риелторщик? Ясный перец, если коммерс какой. Там все понятно, бабло выдуть можно. А здесь что? И главное, для кого?».
– Поехали, – буркнул Бекас, выходя во двор. – Че сидишь?
– Сейчас заведусь, – лениво ответил Кремень, затягиваясь сигаретой.
– Куда мы едем, Бекас? – заволновался Кедр, торопливо доедая шашлык, полученный в качестве награды за услужливость.
Бекас взглянул на него с отвращением, подумав о том, что Кедр готов всех завалить, а потом совершенно спокойно жевать мясо, как будто ничего не случилось. Такая падла всех продаст и не постесняется, лишь бы брюхо набить.
– Не твое дело! Садись в тачку и, куда скажу, туда и поедем. Или хочешь, падла, чтобы тебя Монгол шампуром пропорол?
При этих словах Кедр поперхнулся и закашлялся, словно косточкой подавился. Кремень мрачно ухмыльнулся.
– Че, кусок в горло не лезет? Не прожарилась хавка? Или о Сизом задумался?
Не выдержав, Кедр выплюнул мясо и бросил под ноги шампур. Его тут же вырвало. Бекас да и остальные пацаны наблюдали за ним с равнодушием.
«Так бы и пристрелил гада», – с брезгливостью подумал Бекас.
Кедр утер рот рукавом и исподлобья глядел на пацанов, для которых с этого момента он превратился в ничто. Ясное дело, никто без причины его валить не осмелится, но Бекас может его в такое положение поставить, что пулю он получит быстро. Для них, бандитов, больничек не существует, врачи обязаны шестерить ментам об огнестрелах, поэтому и принято негласное правило: если рана несерьезная, то перевязать можно, а вот если рана серьезная или пуля в брюхо попала и без врачей никак не обойтись, то тогда – пуля в лоб, вот и все лечение.
– Куда путь держим?
– В Москву. Не найдем Чуба в течение суток – Монгол всем головы отвинтит.
Тут и спрашивать нечего: раз Монгол сказал, значит, так и сделает.
– Че зенками рыскаешь? – мрачно ухмыльнулся Бекас, заметив, что Кедр бросает на всех тревожные взгляды. – Думаешь, валить будем? Но мы же не такие, как ты, за кусок мяса не продадимся!
Кедр с Бекасом спорить не стал, тот был за главного и мог за лишние базары наградить сильной затрещиной.
Кедр курил сигарету и тупо глядел перед собой, будто бы вспоминал всю свою жизнь перед завтрашней смертью. Бекас не разделял его пессимизма, да и знал, что другого от Кедра ждать нельзя, потому что тупоголовый, только и знает, как в вену колоть разную дрянь, чтобы человек отрубился. За них за всех один Бекас соображает, и от него зависят все их жизни, потому что Монгол разбираться не будет, а всех в гробы положит.
Бекас попытался представить, как бы он повел себя на месте Чуба. Чуб – парень хитрый, терять ему нечего, мог пойти на какой-нибудь неординарный ход. Бекас вспомнил, исходя из собранной информации, что Чуб мог развлекаться в клубе, но это было маловероятно, на такое он точно не пойдет.
«Интересно, – подумал Бекас, – те пацаны, которые в его хате торчат в засаде, догадались найти важную информацию или сидят и водку глушат на кухне?»
«Жигуленок» резво мчал по Егорьевскому шоссе, и Кремень из лучших побуждений включил музыку, но в следующий момент получил такой суровый взгляд от Бекаса, что, ничего не спрашивая, тут же выключил.
«Еще и музыку врубили, – со злобой подумал Бекас. – Они что, не догоняют, что вся их жизнь зависит от того, найдем ли мы этого гребаного Чуба? Может, он уже вообще смотался за пределы Москвы и едет себе в дальнее путешествие, даже не подозревая, что из-за него три пацана сдохнут сразу же». Бекас отчетливо понимал, что Монгол в этой цепи был обыкновенным звеном. Но таков криминальный бизнес: исполнитель делает, что говорят, и больше ничего знать не должен, а если и знает, то лучше всего помалкивать и косить под дурачка.
Муторно было на душе у Бекаса, и сильно хотелось выпить водки. Когда по Рязанскому помчались, Кремень вопросительно взглянул на Бекаса, куда, мол, едем, Бекас.
– На Кутузовский, – сказал Бекас.
Попав в московские пробки, добирались долго. Транспортный поток тянулся вяло и неохотно, словно нарочно. И никак ты не ускоришься, когда все полосы заняты, можешь сидеть только и ждать, а времечко все тикает и тикает.
Бекас зашел в освещенный подъезд, слегка шаркая туфлями.
– Я к Жене Чубу.
Консьерж взглянул на него со страхом собаки, которую вот-вот злобный хозяин ударит палкой.
Пацаны, наверное, были первый раз в домах на Кутузовском проспекте и пытались сообразить, как бы они развернулись здесь, будь они богатыми людьми. Бекас не разделял эту примитивную философию. «Чего тут хорошего? – думал он. – Бабла заработал и сидишь в своем углу, как крыса, валидол глотаешь. И думаешь, кто первым возьмет: менты, бандюги или налоговая. Чтобы хату такую в собственность получить, не одного лоха объегорить надо, а десятки. Конечно, можно наехать на крутого коммерса, но такие обычно имеют солидную крышу, да и часто менты их покрывают, а на них лучше не
