зачем куда-то смываться? Разве тебе здесь плохо? У нас в распоряжении целая неделя, и никто нам не мешает!
По всей видимости, Машу устраивало такое положение вещей, и она совсем не понимала романтических позывов Чуба, который до мозга костей был прагматиком, разве что включал образ «романтика» для женщин.
– На кой хрен тебе нужен этот Мячиков? Я уверен, спать с ним ты не хочешь и не спала бы, если бы была возможность.
– И? – спросила Маша. – Что ты хочешь мне предложить?
– Давай возьмем бабки и уедем. Уедем туда, где нас никто не достанет. Купим себе шикарный дом и будем жить вдвоем. Никаких детей, ничего, только мы и океан. Никто не будет нам мешать быть вместе. Мы будем жить на широкую ногу, чувствовать вкус настоящей жизни. Ты будешь любить меня, а я тебя. – Чуб и сам удивлялся себе, откуда хлынула такая проникновенная муть, и не мог уловить, с какого момента он возжелал завладеть бабками Мячикова. Да и, честно говоря, он был готов врать всем и говорить все что угодно, лишь бы выкрутиться из положения. Ему действительно нечего терять, в лучшем случае – светит приличный тюремный срок, ну а в худшем… Об этом он предпочитал не задумываться. Он взглянул на Машу и увидел на ее лице сомнения. Черта с два он бы согласился уехать куда-нибудь с телкой, если бы у него не было этих проблем.
Маша сосредоточенно молчала, а Чуб любовался ее упругим телом и ждал.
– Не знаю… – наконец выдавила она.
Чуб вновь употребил все свое красноречие, подкрепив третьим любовным кругом, после которого окончательно выдохся. Маша то ли сломалась, то ли передумала, но согласилась. Единственная проблема заключалась в том, что она не знала, где лежат деньги Мячикова, кое-какие соображения у нее были, но она не была уверена…
Утром она ему даже завтрак в постель притянула, сварганила полуфабрикаты какие-то, но Чубу было сейчас не до изысков, да и голоден он был как волк. Маша смотрела на него влюбленными глазами. Чуб понял, что со своей миссией супермена он справляется успешно. За завтраком он решил проблему с паспортом, точнее, вспомнил человечка, который сможет все это оформить; единственное, что придется сделать, так это пришпорить его дополнительной суммой денег, чтобы долго не возюкался.
В квартире Мячикова Чуб чувствовал себя вольготно, как будто жил здесь с самого детства. Его квартира по сравнению с этой казалась неприветливой конурой, где он коротал бессонные ночи своей жизни и довольствовался крохами утра и вечера, а все остальное съедалось работой. А теперь рядом с ним в качестве бонуса такая шикарная баба, не хуже всяких там с обложек. Да и жизнь повернулась на все триста шестьдесят градусов, и совсем неизвестно, что будет дальше.
Когда Маша стала рассказывать о деньгах, Чуб внимательно вслушивался и задавал вопросы, уточняя кое-какие моменты. Утром она рылась в бумагах мужа и кое-что нашла в тайнике, те бабки, которые он еще не успел никуда перебросить.
– Сколько там бабла? – спросил Чуб, в голове которого мелькнула шальная мысль, что можно было бы как-нибудь устроиться наркоторговцем и промышлять наркотой за границей. На что-то же жить надо, Машу содержать, а ей, судя по всему, без разницы, откуда и от кого берутся бабки, главное, чтоб содержали. Да и вообще, должен же Чуб занять какое-то положение в обществе.
Маша вернулась в комнату с двумя пачками долларов, перетянутыми резинкой. Чуб подложил под спину подушку и, усевшись поудобнее, стал сосредоточенно пересчитывать. Маша сидела рядом с ним, обнимая его руками за шею. Не обращая на нее никакого внимания, Чуб ловко и быстро, как заправский валютчик, пересчитал деньги и с неудовлетворением констатировал малоприятный факт:
– Тридцати штук даже не набирается. Этих денег нам с тобой, дорогуша, только на хижину хватит. Неужели это все бабки, которые хранятся в доме?
Маша только пожала плечами.
Чуб составил план дальнейших действий. Он встречается с человеком, тот делает ему левый паспорт. Маша ждет его дома, а уезжать они будут на ее машине ночью, проедут через российско-украинскую границу и с Киева стартанут на Кубу. А там дальше, как карта ляжет. Чуб решил, что с этими деньгами они улетят нормально, а если он сейчас будет привередничать, ждать лучших условий, тогда будет наблюдать небо через решетку.
Он облачился в свой серый неприметный костюм и, посвистывая, вышел из подъезда, подмигнув консьержу, как старому знакомому. Так и подмывало зайти домой, всего-то через несколько подъездов.
«Стой, псих, – остановил самого себя Чуб. – Не дури. Хочешь, чтобы тебя там взяли? Или воображаешь себя ворошиловским стрелком? Судьба любит, чтобы по долгам расплачивались».
Чуб вышел из двора и пошел по Кутузовскому, как праздношатающийся прохожий, купил пачку сигарет, закурил на ходу и, чувствуя себя вполне свободным человеком, зашел в метро. Он договорился встретиться на Сретенском бульваре. Единственное, чего Чуб немного опасался, что в метро его могут прихватить менты, но он успокоил себя тем, что его могут прихватить в любом общественном месте. Но это же не значит, что он, как зверь, должен в норе прятаться, надо и в люди выходить, от этого, пока свои дела не сделаешь, никуда не денешься, а потом уже можно и затаиться.
* * *
Бекас еще несколько дней видел перед глазами труп Сизого, все никак не мог избавиться от этого наваждения. И часто всплывало враждебное лицо Монгола. Особенно заела та страшная сцена, где Монгол жует-жует мясо, а потом Сизого насквозь шампуром протыкает.
«Зачем шоу устраивать? – с неприязнью думал Бекас. – Если решил валить, так вали. Но все эти его методы… Крови ему мало, еще больше хочется. Зачем это? Ствол к зубам приставил – и все расскажут, дальше свинец в башку – и конец базару. Для него в натуре нет никаких тормозов. Только мне от него не уйти. Он, сучара, из-под земли достанет, откопает где угодно. Да и вообще, от кого можно свалить безнаказанно? Так что никак мне от Монгола не уйти. До самой смерти работать на него буду, лямку свою рабскую тянуть. Он и меня еще переживет. Когда его задолбаешь, в лучшем случае застрелит, и закопают как какую-нибудь собаку, в худшем – затянет в пыточную».
Бекасу не составило
