Небо быстро серело, звёзды таяли в вырастающей на глазах, плотной стене тумана, подбирающейся снизу к ногам. Пожалуй, сейчас было рискованным спускаться. С другой стороны, туман скроет их и убережёт от чужих глаз. В конце концов, он тут главнокомандующий, он пусть и решает, когда идти, позже или сейчас.
— Точно, я понял. Ты это специально. Чтоб руки не распускал что ли? — проявил невероятную сообразительность Марий. — Так я всё по делу, я ж сказал. — И вдруг рявкнул: — Хватит дуру играть! Император я или кто?! Сказал троих наследников, значит троих! И точка!
Она приладила ножны с дротиками на пояс, привычно взялась пальцами за левый, что на бедре. Если чиркнуть отравленным в разодранное плечо, вообще никто ничего не заметит. А она как раз успеет сбежать.
Дротик приятно холодил руку, придавая уверенности, как талисман на удачу.
— И тебя не смущают… особенности моего дара? — от жара императорских пальцев на её собственных плечах стало совсем трудно ровно дышать. Лииса подняла голову и упёрлась взглядом в укрытый густой бородой подбородок.
Она даже не смогла заметить, как опустела её стиснувшая оружие рука. Марий с большой осторожностью вернул дротик на место, в ножны, невесомо провёл пальцами по щеке и прошептал в её приоткрытые губы:
— Никогда не смущали. Напротив. Опасность… Она так возбуждает…
Часть 38 Последняя
* * *
— Чего нас в Ратицу-то не выпускают? — Грася сердито шла рядом, шаркая совершенно здоровой ногой и недовольно поглядывала на Петру. — С тех пор, как там какого-то хмыря прирезали уж сколько времени-то прошло? Там теперь вроде даже всех карманников мелких переловили!
Всех — не всех, проверять на собственном опыте очень не хотелось.
В сплетнях шумели, что вроде подрались в Тот Самый День, который теперь, наверняка, и в учебники войдёт (лет через двести), если секретность с произошедшего когда-нибудь снимут. Так вот, подрались там два перебравших клюквицы мужика. Да так, что таверну в Узком доме рядом с булочной разгромили напрочь. Вроде бы в ней даже крышу снесло, и окна с дверьми повышибало.
Петра прикидывала, отчего такое могло произойти — по всему выходило, что артефакт у кого-то был мощный. Но они в Журавле ничего не слышали, значит, ещё и глушилка была. А значит, не такие уж простые это мужики были.
Петра тревожилась, не её ли это Вацлава побили?.. Но метка на кошеле по-прежнему была, и развеиваться, по всей видимости, не собиралась. Не он, с облегчением вздыхала Петра, сама не понимая, чего так волнуется.
— А ведь накаркала ты мне, Шапек! Что я твою очередь взять не смогу, — жаловалась Грася с укором.
Ничего подобного! Про то, что замок закроют, Петра не говорила ни слова. Про то, что Грася всегда болеет зимой, это было. А про вынужденную изоляцию студиозусов от ратицких балаболов и дураков — не было такого. В день уговора с Грасей об экскурсиях Петра ещё и знать не знала, что новый артефакт профессора Боржека спровоцирует оборот Татовича и Бачека в настоящих драконов.
Частичная трансформация тогда случилась едва ли не у всех, кто в момент падения артефакта, подозрительно напомнившего Петре её мяч для поло, был во дворе. Или рядом. Как сама Петра. После этого замок спешно закрыли для посещений, и покидать его студиозам теперь тоже было нельзя.
— Снег вон уж лёг, а за арку третью седьмицу ступить не дают! Точно говорю. Всё из-за Кавешича! Безднов сын! Этого безголового недомерка носило где-то, а нам теперь всю зиму в замке куковать что ли?
Интересно вот, это она прикидывается или и вправду дальше своего носа не видит? Причём тут вообще Кавешич?
— Ты брюзжишь, как старуха над сырой лузгой на базаре, — Петра поёжилась, ветер с холмов дул лютый. Такой, что коридоры и комнаты продувало не то, что сквозь окна, казалось, даже толстые серые стены зимнему шторму не слишком препятствуют. С этим в Журавле был явный прокол — сквозило из всех щелей, да ещё с унылыми подвываниями. Поставку отопительных камней, как всегда задержали, будто не знали, что после фестиваля тыкв и отлёта гаркланов неизменно наступали суровые холода. — Вон твой Кавешич! — Петра кивнула в сторону бегущего мимо парня, и поплотнее закуталась в шаль. — Что ты опять на него взъелась? Посылал его профессор Боржек, поди, с поручением каким-то, вот и не было его долго.
Левек и правда пропадал. Седьмицы полторы его не было. Как раз в ту пору, когда с ними это всё и приключилось в замке. Петра боялась, что её приятель-артефактор вовсе сгинул в той толчее и суматохе.
Он появился в замке вдруг. Худой, резкий, как клинок, с крепко стиснутой челюстью. Кавешич весь как-то вытянулся, возмужал и вообще стал выглядеть старше. То ли новый шрам на подбородке делал его неожиданно взрослым, то ли взгляд колкий, острый, то ли в жестах что поменялось. Петра понять никак не могла. Или просто он хмуриться стал чаще?
Но назвать его недомерком теперь точно было нельзя. Грася бросала на него быстрые короткие взгляды, жарко краснея, да настойчиво попрекала его через слово. Даже в дующем с озера ветре Левек тоже у неё был виноват.
— Из-за кого тогда не пускают? Или, думаешь, это из-за оборота что ли? Так нам после такого в Ратице только рады будут небось.
— Грася, Грася… — Петра потёрла плечи, стараясь немного согреться, и дёрнула головой, разгоняя полупрозрачное облачко пара, перед лицом. Не спалят замок в зиму со страху, и то уже хорошо будет. Новый защитный контур защитным контуром, но голову под катящийся камень самой класть, ей-богу, дурость. Она слишком хорошо помнила, что ей рассказывал об истреблении драконов дед. Столкнуться с подобным воочию было страшно.
В Ратице в день происшествия объявили, что кружащие в тот день над журавлиным замком драконы — это наведённая иллюзия — студенты тренировались. Артефакторы Боржека быстро подсуетились, и к первому снегу на рыночной площади Ратицы появился свой собственный потешный дракон, в которого лопатой наваливали снег, и он плевался небольшими снежками малышне на радость, толпе на потеху. Напряжение от инцидента удалось снять, но, как говорится, осадок у всех остался. И у студиозусов тоже.
Потому что ни пирожков, ни праздничных сладостей и презентов теперь было не добыть. Как и самогона, который не то, что пронести в замок, а купить никому из обитателей Журавля вовсе было нельзя — Сешень с ректором зачаровали гоблинские бочки так, что если они куплены кем-то из студиозусов, с места они не сдвигались. Зато можно было пить пиво. Дважды в неделю по вторникам и четвергам. Но только обещано это было, лишь бы возмущение как-то снять, потому что в Ратицу всё равно выход всем был заказан…
В общем, в планах Петры было тихо сидеть в замке. Благо места тут было навалом. Можно было и за седьмицу с тем, кого видеть не хочешь, ни разу не встретиться… Петра, к примеру, очень не собиралась встречаться с Бачеком и Татовичем.
— Лучше бы нам сказали, что всё из-за гномьих земляных грибов случилось, — сердито насупилась Грася. — Я слышала, от них и глаза, бывает, вытекают, но если немного съесть, такие чудеса показывает, что… Ну да лучше уж глаза… В смысле, жить не хочется, так делается тошно, — пояснила, а то вдруг Петра не поняла. А она поняла. Что Грася сама боится драконов до дрожи. — Зачем мне вот это всё знать про нас, а? Я теперь засыпать-то боюсь, — призналась соседка скорбным шёпотом, — Страшно, что проснусь, а я уже ЭТО, — в глазах Граси блеснули неподдельные слёзы, и она зашаркала быстрее, будто хотела от самой себя убежать.
