class="p1">Трещин на лазури становится больше. Они расползаются от уголков губ к щекам, и к вискам. Они ломают изысканный рисунок и даже золотые змеи того гляди осыплются.
- В силу. Во власть. В то, что каждый должен заниматься своим делом, а не…
- Я слышала, - этот голос раздался откуда-то сбоку.
И Верховный обернулся.
Как он мог… не увидеть? Не заметить? Лицо Охтли вытянулось. А потом он стиснул губы, явно осознав, что отступать некуда.
- Так даже лучше. Возьмите…
Договорить он не успел. Дитя вытянуло руку и Охтли вдруг захлебнулся слюной.
Качнулись копья стражи.
И юный Ицтли встал между Императрицей и людьми в белом, которые, кажется, еще не совсем поняли, что происходит.
Кто-то из них качнулся было к Охтли, что лежал на полу, скорчившись, но и сам, захрипев, сполз на пол. Тело его судорожно дернулось.
- Тоже плохой человек, - сказала Императрица.
И золотые бубенцы в её косицах зазвенели.
Она же, подняв юбки, шагнула вперед и взяла Верховного за руку. Это прикосновение отозвалось ноющей болью во всем теле, но потом боль сменилась жаром, а жар оставил ощущение тепла. Того давным-давно забытого тепла, которое бывает лишь в детстве.
Вспомнился старый храм.
И задний двор.
Хлев со свиньями. Утро раннее. Рассвет, который вот-вот, а потому надо спешить, оттащить корыто свиньям и вернуться до того, как старший жрец поднимется на вершину. Там пирамида была маленькой, да и жертвы приносили не каждый день.
Но…
Он вспомнил, как хрустел лед под босыми ногами. И холод пробирался, кажется, до самых костей. Тяжесть ведра. И теплое дыхание, наполнявшее хлев. Возню свиней.
Их прикосновения.
То, как торопливо стирал грязь с кожи, зачерпывая слежавшийся снег. А потом бежал, бежал, боясьь опоздать. И взлетал на пирамиду.
И смотрел, как клинок пробивает грудь раба. А потом подставлял руки, принимая дар сердца. И тогда в окоченевшие пальцы возвращалась жизнь. И ему, ничтожному, казалось, что в этом все дело.
Что именно он, а не Солнце, такое далекое, принимает этот дар.
Верховный прикрыл глаза, вдруг осознав, что еще немного и расплачется.
- Я, - выдавил он. – Тоже не слишком хороший человек.
- Случается, - Императрица потянула его за руку. – Ксо говорит, что слишком хороших не бывает. Что если ты слишком хороший, то тебя убьют.
Стражи стало…
Было.
Следовательно, Владыка Копий серьезно отнесся к предупреждению.
- Совет, - девочка встала над человеком, который лежал. И краска сползала с лица лоскутьями. – Собери их. Скажи, что я хочу говорить.
- Хорошо.
- Ты не станешь спрашивать, о чем?
- А надо?
- Не знаю. Нет. Наверное. Ты тоже услышишь. Но тебе нечего бояться, - она ткнула босой ножкой в бок. И звякнули золотые браслеты на щиколотке. – Ты…
Девочка вдруг повернулась к Мекатлу, который стоял, неподвижен, словно статуя.
- Подойди.
Он сделал шаг. И второй. А на третьем опустился на колени, чтобы в следующее мгновенье просто растянуться перед Дарительницей жизни ниц.
- Тоже плохой… но не совсем. Ты знал того, кого зовут Нинус?
- Да, госпожа.
- Встань. Почему они все время падают?
- Потому что таков обычай, госпожа.
- Неудобный обычай. Пусть больше не падает. Я не хочу разговаривать с его спиной.
Ксочитл поднялся на колени.
- Пускай, - Императрица милостиво кивнула. – Расскажи. О нем. Пожалуйста. Ксо говорит, что я все равно должна вести себя вежливо. Даже если я Императрица. Особенно, если я Императрица.
- Конечно, - Верховный с трудом удержал улыбку. – И я буду очень благодарен, если ты простишь этого человека.
- Он тебе нужен?
- Очень.
- Зачем?
- Он верен. Пока. И не пытается строить заговоры. А еще кто-то должен подниматься на вершину и приносить жертвы. К сожалению, Охтли прав. Я стар и слаб. И мало на что годен.
- Ничего, - Императрица погладила его по руке. – Боги все равно тебя видят. Ксо так говорит. А ей я верю… я не убью тебя. Но…
Она протянула руку и пальцы коснулись лба. Мекатл дернулся было и замер. Его рот приоткрылся, глаза закатились.
- Подержи, чтобы не упал.
Ицтли поспешил выполнить просьбу Императрицы.
А та стояла и задумчиво водила растопыренными пальцами вверх и вниз. Вниз и вверх. А потом убрала руку и легким ударом по щеке привела Мекатла в сознание.
- Теперь ты мой, - сказала она. И повернулась к Верховному. – И твой. А ты… ты приходи утром еще. Я расскажу новый сон. Если он будет. А еще Совет… пусть соберутся. Но не сейчас, наверное. Сейчас рано. Потом…
Она чуть задумалась.
- Или не собирай. Если собрать сейчас, они ведь не придут? Не захотят, да? Будут бояться… думать, что я их убью. Я и вправду не против… но пусть решат, что я опять слабая. Скоро ведь праздник?
- Да, - выдавил Верховный. И Императрица улыбнулась.
- Вот и хорошо. Я люблю праздники. И они тоже. На праздник они ведь придут?
- Несомненно.
- Хорошо. Я хочу посмотреть в глаза каждому.
Она развернулась.
- Госпожа, - осмелился обратиться Верховный, - а что делать с ними?
Императрица задумалась, впрочем, ненадолго.
- Что хочешь. В жертву принеси, что ли… ты же переживал, что богам достаются плохие жертвы. А это неправильно. Богов надо радовать. Так Ксо говорит. Вот и скажи им, что я послала хорошие жертвы.
Кто-то из тех, в белом, попытался было дернуться, но был остановлен ударом дубинки по голове.
- Они ведь хорошие жертвы? – уточнила Императрица.
- Очень, - заверил Верховный. – Лучше и быть не может.
Глава 28
Глава 28
Миха
Миха моргнул. И попытался убедить себя, что ему примерещилось. В конце концов, откуда здесь взяться проводам? И куда логичнее предположить, что это кусок веревки, которую зачем-то вмонтировали в камень. Или там, скажем, не веревки, но железяки.
Свет слабый.
Разглядеть чего, помимо рунописи на полу, сложно.
- Что там? – Джер тоже задрал голову. – Веревка?
- Не знаю.
- Может, колесо сверху висело? – предположил мальчишка. – Ну там, как в зале. Отец еще когда велел его повесить. А было и не одно. На нем свечи. Удобно.
Винченцо тоже голову задрал.
- Это не веревка, - сказал он уверенно. – Это Древние.
- Древняя веревка?
- Не совсем. Они пользовались чем-то… вроде
