сражения надолго заволакивало дымом. О том, что там творилось, можно было лишь предполагать. Наблюдение за открытым участком сражения – своего рода защита; к невидимому же мы относились с дрожью. Глядя на покрытые густым дымом участки, мы ожидали худшего, но дым рассеивался, и мы видели, что положение не изменилось.
Конфедераты начали отступать. Общего отступления не было; во многих местах бой продолжался. Схватки стали не столь ожесточенными, зато более продолжительными. Бой затянулся далеко за полночь. Мы видели мерцание винтовочных выстрелов и языки пламени, вырывавшиеся из артиллерийских орудий; потом все смолкало во мраке.
Получив приказ отходить, Шофилд мог отступать беспрепятственно: армия Худа понесла такие тяжелые потери, а боевой дух его был настолько подорван, что он не мог организовать эффективную погоню. Рассвет застал нас на дороге. Мы оставили позади лишь нескольких раненых. В ту ночь мы разбили лагерь под защитой артиллерии Томаса в Нашвилле. Отважный враг бесстрашно преследовал нас и закрепился на расстоянии ружейного выстрела. На том месте противник оставался в течение двух недель, не стреляя, и позже был уничтожен.
Битва при Нашвилле: приступ общей слабости
В прошлый вторник официально сообщили о том, что французскую колонию в Сенегале охватила тифозная лихорадка, что напомнило мне одно происшествие времен Гражданской войны. После Нашвилльского сражения я оказался в штабе прославленного генерала Сэма Битти из Огайо. Какое-то время его части, преследовавшие врага, который упорно отступал, значительно оторвались от основных сил. В особенно уязвимом положении оказалась одна бригада, которая находилась милях в десяти от расположения генерала Сэма. Однако телеграф работал, и однажды командир той бригады прислал генералу телеграмму следующего содержания: «Прошу подкреплений – приступ генеральн. немощи». «Генерал Немощь – самый способный кавалерийский офицер в армии конфедератов, – заметил мой прославленный командир, показывая мне телеграмму. – Я служил под его началом в Мексике». Он быстро прописал лечение: три пехотных полка и три батареи пушек Родмана.
Меня послали сопровождать экспедицию к месту катастрофы. Я в жизни не чувствовал себя таким храбрым. Я скакал в ста ярдах впереди, готовый с голыми руками образумить победоносного врага в любом месте, где встречусь с ним. Я бросался вперед по каждому полю и заезжал в каждый лес, который выглядел подозрительно, пришпоривая коня, мчался на вершину каждого холма, бесшабашно подставляясь под огонь конфедератов и обнаруживая их позиции. Я просил командира полка, посланного на помощь, не выставлять передовое охранение в виде предосторожности против засады – я сам выступлю в этом опасном качестве и, врезавшись в цепи вражеских стрелков, дам ему время для перестройки боевого порядка в том случае, если не окажусь в численном преимуществе и не одолею всех врагов одним ударом. Об одном я просил его: если паду в бою, забрать мое тело.
Боя не было. Силы генерала Немощи одолели лишь командира бригады – его войска, проявив благородную твердость, ожидали прибытия подкреплений за чтением дешевых романов и игрой в покер. В официальных рапортах довольно уклончиво пишут о том, что произошло недоразумение. Впрочем, моя беспримерная отвага заслужила наивысшую благодарность в рядах командования и, надеюсь, никогда не будет забыта благодарной страной.
О чернокожих солдатах
Один скептически настроенный корреспондент поинтересовался моим мнением о боевых качествах наших цветных полков. Я считал, что вопрос этот разрешен уже давно. Негры сражаются, и сражаются хорошо. Они принимали участие в Гражданской войне, во всех пограничных стычках с индейцами. По сей день они заслуживают похвалы своих белых офицеров. Я тем охотнее даю такой ответ, что одно время я в этом сомневался. Однажды в приступе тщеславия, узнав об общем приказе по армии или, возможно, по военному министерству, я подал прошение назначить меня старшим офицером в цветные войска, хотя до того был строевым офицером в белых войсках. Прежде чем моему рапорту дали ход, я пожалел о своем шаге, убедив себя в том, что чернокожие драться не будут. Поэтому, когда меня вызвали в штаб, чтобы исполнить мою просьбу, я «пошел на попятный» и задействовал «знакомства», благодаря которым остался в прежнем, более скромном чине. Но во время Нашвилльского сражения я понял, что свалял дурака. За два дня того памятного сражения наши войска единственный раз отступили на второй день, в атаке на укрепленные позиции конфедератов на холме Овертон-Хилл. Враг отбил атаку бригады из дивизии Битти и цветной бригады, состоявшей из необстрелянных новичков, которых набрали из учебного лагеря в Чаттануге. Я служил при штабе генерала Битти, но в тот день не находился на дежурстве из-за ранения – просто сидел в седле и наблюдал за ходом сражения. Увидев, что слева наступают и отступают чернокожие солдаты, я, естественно, заинтересовался и стал пристальнее наблюдать за ними. Я не видел более отважных бойцов! Перед первыми линиями окопов враг устроил засеку из поваленных деревьев, лишенных листвы и веток. Через такое препятствие с трудом пробралась бы и кошка. Преодоление преграды войсками под огнем противника было делом безнадежным с самого начала – должно быть, это поняли даже неопытные чернокожие солдаты. Они не колебались ни секунды: не нарушая строя, ринулись на засеку и сражались наравне с белыми ветеранами, которые находились справа от них. После боя оттуда вынесли равное количество павших – белых и чернокожих. Их похоронили. Трудно привести лучший пример отваги и дисциплины. Впоследствии мне рассказали, что одному из их старших офицеров удалось заставить своего коня проскочить в пролом между деревьями, и его разнесли в клочья. Если бы не мое неверие в бойцовские качества негров, возможно, мне повезло бы очутиться на его месте!
На юге, в Алабаме
После подавления «Великого мятежа» я очутился в Селме (штат Алабама), по-прежнему на службе Соединенных Штатов, и, хотя мои обязанности были чисто гражданскими, относились ко мне не совсем как к гражданскому лицу, что меня нисколько не удивляет. Я был мелким чиновником министерства финансов и исполнял обязанности крайне неприятные не только для тамошних жителей, но и для меня самого. Они состояли в конфискации и хранении «трофейного и бесхозного имущества». Министерство финансов разослало в «бывшие мятежные штаты» целую армию чиновников. В каждом округе министерство представляли один контролер и несколько специальных агентов. Каждый специальный агент отвечал за тот или иной округ, в котором он проводил сборы; помимо клерков, грузчиков и прочих, ему разрешалось привлекать к работе «специальных помощников» – их количество не ограничивалось. Скромное положение такого помощника занимал и я. Когда специальный агент приезжал в свой
