левой щеке – о чём-то негромко поговорил с охранниками, возможно, дал им денег, и всю их группу из пяти человек разместили вместе, в одном купе. Можно было по очереди лежать на верхних полках.
Вещей было немного. Биенко, задвинув свою корзину с поклажей под лавку, сел с краю и задремал. Сидя рядом с ним, Сергей разглядывал сменяющиеся за окном картины, временами неспешно читал Новый Завет. Напротив сидели, преимущественно молча, Александр, Варвара Фёдоровна и Полина.
Илья Яковлевич, открыв глаза и увидев, какую книгу читает сосед, сказал:
– Сергей Арсеньевич, если будут полицаи или немцы, дайте мне эту книгу. – Усмехнулся и добавил: – Сразу поймут, что психический.
– Вы атеист?
– Естественно. А вы верующий?
– Конечно, – ответил Сергей. – Одни верят, что Бог есть, другие верят, что Бога нет, третьи уверены, что любой ответ сомнителен.
– Верно сказано.
– Это меня в Москве один философ надоумил…
Пока они тихонько переговаривались, стемнело. Варвара Фёдоровна легла спать, Александр забрался на верхнюю полку, Полина, слушавшая разговор, тихо произнесла:
– Простите, что вмешиваюсь. Вы, Илья Яковлевич, говорите искренне и убедительно. Мне симпатичны такие люди, даже если я не разделяю их мнения. Но ответьте мне, пожалуйста: почему такая ненависть к прошлой жизни, к более обеспеченным слоям населения? Ведь создано так много прекрасного и полезного. Среди, как вы называете, буржуев, эксплуататоров, среди дворян есть немало достойных людей. Разве не лучше новый мир строить, не разрушая старый, мирным путём? Зачем нужна революция?
– Милая барышня, правильно вы всё это говорите. И я с вами вполне согласен: лучше всего мирно. Только не получается так. Сколько веков терпел русский крестьянин и наёмный рабочий бед и унижений. Были, конечно, добрые господа, жалели народ. Вот и князь Кропоткин из таких. А что ему за это от царя досталось? Крепость Петропавловская.
– Хочу вам напомнить, – подал свой голос Александр с другой верхней полки, – что император Александр II освободил крестьян от крепостного права. И чем его за это наградили революционеры? Бомбой под ноги. Убили Царя-освободителя, который дал волю крепостным крестьянам.
– Эх, гражданин, волю не получают и не покупают. Кто такой царь, чтобы людям волю дать? Вот попы говорят, сотворил человека Бог. Сказка-то эта со смыслом. Значит, сначала человек был свободным. Только Бог и он. Не было над ним ни царя, ни буржуя, ни помещика. Кто они такие, чтобы свободными людьми помыкать, власть над ними иметь? Не по-божески получается. Попы твердят: смиряйтесь, трудитесь на нас да на господ. А разве Бог создал особо господ, а особо трудящихся? Нет, это государство сделало. Вот мы и порушим эту проклятую систему. Кто нам враг, будем беспощадно уничтожать.
– Христос предупредил: поднявши меч, от меча и погибнет, – сказал Александр. После того как он понял, что Илья не только анархист, но и атеист, стало ясно: таков и есть настоящий антихрист.
– Ну, это ещё бабушка надвое сказала, кто погибнет, народ или эксплуататоры.
Внезапно поезд затормозил. Пассажиры тревожно зашумели. Илья достал из-под полки свою корзину и положил себе на колени, как ребёнка. Шепнул Сергею:
– Предупреждаю: если какая заваруха, держись спокойно. Больной родственник, и точка. Иначе всем скучно будет. В корзинке кольт и две бомбы.
– Хорошо. Только зачем пугать?
– Прошу прощения, и в мыслях того нет.
Поезд вновь начал набирать ход. Обошлось!
6
Поезд двигался нервными порывами. То торопился, то делал недолгие остановки. Порой часами стоял на каком-нибудь полустанке или в поле.
На крупных станциях было небезопасно бегать за кипятком или искать где-нибудь втридорога буханку хлеба. В любой момент мог звякнуть колокол, и под свист паровоза поезд, дёрнувшись, отправлялся. Пассажиры и желающие уехать липли гроздьями к дверям, а то и норовили забраться в окна.
Прошли сутки, а оставалось ещё больше половины пути. После полудня при ясном небе вагон разогрелся. Из-за невыносимой духоты у Варвары Фёдоровны разболелась голова. Сергей хотел раскрыть окно, но Илья его остановил:
– Э-э, нет, лучше оставить, как есть.
– Это почему же?
– Поезд шибко идёт. Ветер сильный.
– Вот и хорошо! Продует.
– Да ещё обрызгает. И точка.
– Это как же?
– Запросто. В передних вагонах то и дело на ходу ссут.
– Как это?
– Да просто так. Высунет свой шланг в окошко и даёт струю. Хорошо ещё, что шрапнелью не дрищет.
Варваре Фёдоровне, услышавшей это, стало ещё хуже.
Пришлось томиться в духоте, настоянной на ароматах махорки, портянок, пота и нечистого сортира.
Во время остановок в поле пассажиры высыпали из вагонов, чаще всего по большой и малой нужде. А в открытые окна и двери струился запах пыльной земли, полыни, других неведомых трав.
Сергей время от времени открывал Новый Завет, прочитывал главу и обдумывал её, стараясь сопоставить давно прошедшие события или высказывания Иисуса с происходящим в России. Усмехнулся, вспомнив, что его мать любила гадать на Библии. Она уверяла, будто Священное Писание давало мудрые ответы на все её вопросы.
У Сергея так получалось нечасто. Но порой действительно вещал словно из вечности голос, который Сократ Платонович мог бы назвать гласом Разума Вселенной. Как будто существуют истины, неподвластные веяниям скоротечного времени.
В Евангелии от Матфея встретил он:
«И тогда соблазнятся многие; и друг друга будут предавать и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут и прельстят многих; и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь…»
Прочтя эти строки вслух, Сергей спросил Биенко:
– Илья Яковлевич, разве не о нашей российской смуте сказано? Вещие слова. Почему вы отвергаете учение Иисуса Христа? Оно учит добру и любви.
– Учить-то оно учит, да что толку? А ещё смиряться велит. Он тебе – по морде, а ты ему: «Благодарим покорно, извольте ещё разок вдарить». А он это вам с большим удовольствием… Ну ладно, стерпеть можно, да вот вопрос: разве больше стало со времени Христа добра и любви?
– Пожалуй, не больше, – ответил Сергей. – Но появилась надежда. В конце концов, люди могут одуматься и начать жить по Христу, по совести.
– Вот и получается. Прошло без малого две тысячи лет, а христиане что, стали лучше? К ангелам ближе стали? Как бы не наоборот. Сколько всего придумали, чтоб убивать друг друга: пулемёты, броневики, пушки, самолёты, бомбы, броненосцы, мины, газы. Это как, по-христиански? И ведь всё христианские страны. Вот Лев Толстой стал учить жить по совести, по труду, по Христу. Так его за это прокляли попы. А что касается учения Иисуса Христа, то мы его полностью не отвергаем. Как можно? Он же был коммунистом, за бедных выступал, против господ. Опять же – из плотников. Можно сказать,
