Книга Куда ведут все карты - Дарья Кей

Обычно допросы Лиз злили. Она тут же вспоминала строгий взгляд и учительский голос матери. То, как она допрашивала еë после каждого ночного побега. Тогда Лиз закрывалась, злилась, кричала, и никогда это не приводило ни к чему хорошему. Только накаляло сложные отношения и делало жизнь в доме невыносимой. Из-за этого Лиз научилась ускользать из дома более незаметно, и враньё её различал только отец-эмпат.

Но Агата — это другое. Она отчего-то всегда переживала за саму Лиз, которую очень хороша знала, а её «допросы» никогда не казались давящими. Она умела отступать, если понимала, что зашла на территорию чего-то личного. Но здесь и сейчас они просто играли друг с другом. Агата строила из себя требовательную даму, а Лиз дёргала за струнки её любопытства.

Заметив, как Агата в нетерпении ёрзает на диване и покусывает губы, Лиз взмахнула ресницами и, уже зная, какой фурор произведёт, нарочито небрежно сказала:

— Я всего лишь ночевала у Макса. Ничего странного.

Агата вытаращилась на неë ещё сильнее и раскрыла рот. Она б и завизжала, наверно, но не смогла и просто хлопала губами, как рыбка, пока Лиз с широкой улыбкой наслаждалась эффектом.

— И что-о? — пытливо протянула Агата.

— Что «что»? — невинно хлопнула глазами Лиз. — Я прогнала его с кровати и спала на ней одна, разумеется. А! Ты думаешь, у нас что-то было? — Агата как будто хотела крикнуть, мол, да, именно так она и думала, зачем ещё остаются у парней на ночь, но лишь в смущенном недоумении дёрнула плечами. — Нет, Агги, успокойся. Мы просто обнимались. Я не знаю, готова ли к… Ну, к таким отношениям. — И, не давая неловкому моменту затянуться, резко перевела тему и стрелки: — А как у тебя прошёл вчерашний вечер?

— Ой! Отлично вообще-то! Барон Ирвинг просто душка. Знаешь, — Агата сползла с дивана и вытянула ноги на пушистом ковре, — я решила последовать твоему примеру и встречаться с тем, кто мне действительно нравится. В конце концов, это ни к чему не обязывает. Он вряд ли планирует делать мне предложение в скором времени. Так что я всё успею: и фрейлиной побыть, и уважение заработать, чтобы пойти дальше. Я с мамой об этом говорила. Она поняла, к счастью. Тем более, Лиз! Боже мой! Он такой классный! Чем больше мы проводим времени вместе, тем больше я это понимаю. Никогда с мальчишками такого не чувствовала. Он любит цветы, представляешь! Мы гуляли в парке, чтобы подышать вместо приёма, и он мне всё-всё рассказывал. Он столько по флористике прочитал! Я не знала, что цветов бывает… столько! Ужас! Но с ним… ах! С ним даже это интересно. Он пообещал слать мне цветочные шифры.

Агата прижала к груди ладони, переполненная счастливым восторгом. Казалось, она уже слышит запахи разнообразных цветов, которые молодой барон может прислать из своего загородного поместья, и готовится разгадывать их, считывая любовные послания.

Лиз широко улыбнулась, глядя на это. Агги заслуживала такого человека: который будет наполнять её и без того красивую яркую жизнь ещё большей красотой и приятными эмоциями.

Агата с мечтательным вздохом прилегла на сложенные на диване руки, а потом, будто что-то вспомнив, подскочила.

— Пойдём! — сказала она. — Пойдём, поможешь мне с кудрями, а я тебе всё-всё расскажу. И не думай, что сможешь отвертеться от моих вопросов.

И она потянула смеющуюся Лиз за собой наверх.

И пока девочки в ночи обсуждали своих парней, в Твин Шлив Макс, Роквуд и Шкипер сидели в коридоре тюремного госпиталя с пистолетами в карманах (без кобуры, но на предохранителях) и ждали, когда вечерний врач даст добро на посещение пациента. Он настаивал, что лавочнику нужно ещё несколько дней пролежать в одиночестве, тишине и темноте, чтобы отойти от отравления, иначе на нервы будет слишком большое давление, а пациент ведь только-только избавился от судорог.

Но Роквуд был настойчивее.

Оставалось лишь подождать, и, пока санитар проводил необходимые процедуры, они втроём сидели снаружи и как-то случайно их разговор тоже свернул к девушкам. Роквуд смеялся, что, будь на лет десять-двадцать помоложе, тоже с удовольствием бы приударил за «блондиночкой-археологичкой». Жена ушла от Роквуда ещё лет пять назад, так что он был свободен, как ветер в море, и позволял себе рассуждать о женщинах очень фривольно.

— Вот была бы у меня тоже какая-то юная красивенькая цаца, — в мертвенной тишине госпиталя смех Роквуда звучал ещё громче, отражаясь эхом от пустых каменных стен, — вот это была бы жизнь! Слушай-ка, а у твоей блондиночки есть подружки, а?

— Её подружки не твоего полёта, Рок, без обид.

— Во-о-от оно как. Ну и ладно. Однажды и на моей улице появится чудесная юная особа, и будем все вместе сидеть в штабе и обсуждать, кто с кем что творит, да, Макс?

— Все вместе? — ухмыльнулся Макс.

— Конечно все! И Уильяма тоже позовём. А то чего ему одному сидеть. Он ж нормальный парень. Просто трудоголик-карьерист.

— У Уилла никого нет. Будет рассказывать, как его имеет работа?

— Да ладно, — по-наставнически снисходительно улыбнулся Шкипер, поднимая глаза от пейджера. — Наш инспектор глубоко влюблён. И не в кого-нибудь, а в её величество, Макс.

Макс вытаращился на него сквозь мрак коридора.

— Да-да, — закивал Роквуд, — вот так вот. Даже тут высоко метит! Всё для неё сделает, это видно. Королю даже говорить с ним не надо. Её величество пальчиком поманит — Уильям горы свернёт. Ну или нас заставит.

С каким-то неожиданным пониманием Макс закивал. Сам факт того, что Уильям может быть влюблён, поражал, но теперь его рвение завершить миссию, найти реликвию, в которую он не верил ещё в начале лета, стали ясны как день.

— О, лёгок на помине! — громко засмеялся Роквуд, когда пискнул его пейджер. — Твоя блондиночка, похоже, разгадала последнюю головоломку. Едем в галаширский заповедник.

Макс кивнул и хотел спросить-таки, откуда вообще пошли слухи про Уильяма, когда тяжёлая железная дверь камеры раскрылась, и им наконец позволили войти. Шкипер входить не стал: сказал, что пойдёт в штаб уточнять, кто сегодня на дежурствах, а потом, наверно, к главврачу. А Макс заметил, как санитар — коренастый, непримечательный, темноволосый и короткостриженый — хромает, увозя по коридору двухэтажную тележку, всё содержимое которой — несколько баночек с лекарствами с неразличимыми этикетками и кувшин воды — можно было унести в руках.

В душной, несмотря на открытое окно — крошечный прямоугольник почти под потолком, напомнивший то окно, из которого Макс вытягивал Лиз с месяц назад, только с толстыми прутьями — палате, дрожащий свет исходил от одной-единственной длинной лампы у некого гудящего ящика. У лежащего на койке