обычаи гуманного и достойного обращения с людьми, то в этом случае лица, осуществляющие подобную политику, должны нести ответственность за свое участие в попрании международного права, а также обычаев и законов человечности» [531].
Явную вину и соучастие германских военных органов, которые, выдавая военнопленных в руки палачей из СД, создали возможность засылки пленных в концентрационные лагеря и истребления их там, констатировал приговор по процессу над шефом ВФХА Освальдом Полем (PN-4):
«Со времен римских императоров, которые, возвращаясь с войны, приковывали военнопленных к своим триумфальным колесницам, еще не было случаев столь бесчеловечного обращения с взятыми в плен в бою воинами, какое выявил доказательственный материал по данному процессу» [532].
ПРЕСТУПНОЕ «СОТРУДНИЧЕСТВО» ВЕРМАХТА С ОПЕРАТИВНЫМИ ГРУППАМИ СД
Результаты «деятельности» оперативных групп и эйнзатцкоманд СД на Востоке выражаются страшными, потрясающими цифрами, хотя дело это трудно поддается учету. Около 2 миллионов замученных и уничтоженных евреев, сотни тысяч истребленных представителей советской интеллигенции, коммунистов, партийных работников, партизан и различных «подозрительных» лиц — таков итог их «деятельности» в «гражданском» секторе. А как обстоит дело в «военном» секторе? Сколько военнопленных было «отобрано» и уничтожено оперативными группами и эйнзатцкомандами? Сколько истребил вермахт «своими силами»?
На совещании 5 декабря 1941 года в Берлине между начальником АВА генералом Рейнеке и начальником гестапо Г. Мюллером последний огласил несколько важных цифр, относящихся к «отбору», проведенному эйнзатцкомандами в течение трех с половиной месяцев (начиная с 17 июля 1941 года — даты издания «Оперативного приказа № 8»).
По данным Мюллера, эйнзатцкоманды «отобрали» в общей сложности «всего» 22 тысячи советских пленных, из коих ликвидировали 16 тысяч человек [533].
Трудно предположить, чтобы эти названные в конфиденциальной беседе между Мюллером и Рейнеке цифры—22 тысячи «отобранных» и 16 тысяч уничтоженных — охватывали на 5 декабря 1941 года всех уничтоженных советских пленных па тех территориях, где действовали эйнзатцкоманды. По всей вероятности, данные эти относились к лицам, «отобранным» в лагерях для пленных, расположенных на территории рейха. Весьма сомнительно, чтобы они охватывали польское «генерал-губернаторство» и «имперские комиссариаты» на Востоке и уж тем более тыловые районы действующих войск. Не подлежит сомнению, что количество пленных, уничтоженных на протяжении этого времени в результате деятельности эйнзатцкоманд, в несколько раз выше тех цифр, которые привел Мюллер.
Деятельность оперативных групп и эйнзатцкоманд — это одна из наиболее омерзительных страниц в истории преступлений, совершенных гитлеровской Германией в период второй мировой войны. У сотрудников эйнзатцкоманд было только одно задание: уничтожать определенные категории гражданского населения, «вылавливать» и истреблять определенные категории военнопленных, принимать от вермахта пленных с целью пытать и убивать их. Опуская этот последний аспект деятельности эйнзатцкоманд, где роль их выглядит более или менее пассивной (ибо эйнзатцкоманды выступают здесь исключительно в качестве наемного палача вермахта), мы должны поставить вопрос: как выглядит вермахт в свете своей собственной «активной» деятельности? «Не могу представить себе, чтобы какой-либо армейский офицер, хорошо знающий миссию и значение эйнзатцкоманд, мог сотрудничать с ними каким-либо образом…» — напыщенно утверждал бывший начальник генерального штаба генерал-полковник Гальдер, выступая в качестве свидетеля на процессе по делу гитлеровского фельдмаршала Лееба и других [534].
Начальник АВА генерал Рейнеке утверждал после войны, что он знал по «общим разговорам» об имеющемся стремлении «устранить» русских комиссаров, но в отношении «отобранных» он слышал — и «Кейтель всегда подтверждал это», — что они «используются самыми различными способами». Своему шефу вторил и подполковник Крафт из Управления по делам военнопленных, который — также после войны — «предполагал», что при отборе «политически нежелательных» речь шла лишь об «…исключении их влияния на других пленных». Он утверждал далее, что по принципиальным причинам АВА было против практики «отбора». Правда, передача советских военнопленных СД за проступки, не подлежавшие наказанию в дисциплинарном порядке, имела место, но, по мнению Крафта, это были только «…репрессалии за такое же обращение (!) с немецкими пленными», и, несмотря на все старания АВА, подобного положения вещей не удалось изменить до самого конца войны [535].
Гальдеру, который «возмущался» деятельностью оперативных групп, эйнзатцкоманд и зондеркоманд, «осуждая» ее, вторили и другие офицеры вермахта. Все они пытались обелить себя утверждением, что вермахт ничего не знал о подобной деятельности оперативных групп и эйнзатцкоманд и не сотрудничал с ними, а если бы знал, то не потерпел бы ее.
Исключая из нашего рассмотрения деятельность эйнзатцкоманд в отношении гражданского населения как не входящую в рамки данной работы [536], мы утверждаем, что преступления эйнзатцкомаид в отношении советских военных комиссаров и других «нежелательных» оказались бы невозможными без активного участия армии: без такого «сотрудничества» нельзя было бы проводить «отборы», «чистки» и казни. Об этом свидетельствуют директивы ОКВ и ОКХ. Это подтверждается также приказами отдельных армейских командиров. Это доказывается и «оперативными приказами» их сообщников из СД, о чем говорилось выше.
Основным доказательством в этом вопросе является соглашение Вагнер — Гейдрих, разработанное в ОКХ и в форме приказа переданное в войска 28 апреля 1941 года. А ведь Вагнер был генерал-квартирмейстером ОКХ, его непосредственным начальником являлся Гальдер, который «ничего не знал» о деятельности оперативных групп СД и потому «осуждал» ее… после проигранной войны.
Однако мы помним, что на описанном нами совещании Рейнеке и Мюллера 5 декабря 1941 года последний информировал начальника АВА о 22 тысячах «отобранных» и 16 тысячах уничтоженных «нежелательных». Разве после этого не ясно, что «опекун пленных» Рейнеке вполне отдавал себе отчет в том, какая судьба ожидала эти 22 тысячи человек, не говоря уже о 16 тысячах просто истребленных? Попытка же Крафта изобразить «передачу пленных в руки СД» как некую «репрессалию» не выдерживает критики при сопоставлении ее с тем фактом, что и соглашение Вагнер — Гейдрих, заключенное в апреле 1941 года, и «Распоряжение о комиссарах» от 8 мая того же года, предусматривавшее, в частности, участие СД в «отборе» комиссаров, были изданы еще до начала военных действий, когда вообще не существовало никаких поводов для «репрессалий».
Дальнейшими доказательствами того, что командование вермахта сотрудничало с оперативными группами и инспирировало их преступления, служат приказы ОКХ (генерала Вагнера) от 24 июля и 5 октября 1941 года, «Распоряжение о комиссарах» ОКВ, «Оперативные приказы» 8, 9 и 14 Гейдриха и, наконец, организация института связных начальника полиции безопасности при «начальниках военнопленных» в I военном округе и в «генерал-губернаторстве». Направляя эйнзатцкоманды на территорию их будущей «деятельности», РСХА передало им только дислокацию шталагов (в I военном округе и «генерал-губернаторстве»), поскольку само еще не знало
