Я позже сообщу о возвращении.
«Ссылка… Да, это ссылка». Соня почувствовала, как боль ручьями распространяется по телу и устремляется к душе, чтобы обвить ее своими обжигающими веревками и задушить.
Лешка… Соня сжала ткань юбки, стараясь найти хоть какую-то опору и устоять на месте. Нет, она не увидит Соловья в субботу. И музыка никогда не подарит пять обещанных танцев. Не прозвучат слова. Не встретятся взгляды. Что Оля сказала Николаю Степановичу, и почему он так жесток?
– Несколько месяцев… – эхом повторила Соня, понимая, что, возможно, это означает – вечность. Даже день сейчас – вечность! – А нельзя ли мне уехать позже? В воскресенье? – Ей понадобились все оставшиеся силы, чтобы задать этот вопрос.
В голове Николая Степановича еще звенели слова внучки: «Дедушка, я буду искренна с тобой. Я и не думала, что так случится… Я полюбила… Алексея… Но Соня делает все, чтобы привлечь его внимание. Ты не замечал, однако это так, я наблюдала за ними и вчера, и сегодня… Дедушка… дорогой, милый, от тебя зависит мое будущее. Только от тебя!»
Оля говорила долго, но ее дальнейшие слова и не требовались. Николай Степанович готов был сделать все, чтобы внучка вышла замуж за Алексея Муромова.
«И какая удача, что Олюшка полюбила его, да и он, я видел, смотрит на нее по-доброму. И будет полька… И кадриль! Да как же хорошо все устраивается. Но Соня? Нет, нет, мы с ней договаривались, она должна знать, что не ей первой выходить замуж. Однако Алексей – отличная партия, и приданное Сони совсем не играет в данном случае роль… Олюшка полюбила. Олюшка моя».
Мысли метались, и Николай Степанович был одновременно счастлив и растерян. Нет, ему не нужно выбирать. Соня – хорошая девочка и всегда была верна семье, но она чужая. И, даже если Олюшка ошибается, нельзя рисковать. Никаких соперниц поблизости быть не должно.
– Исключено. Ты уезжаешь завтра утром, – твердо ответил Николай Степанович и, заканчивая разговор, добавил: – У меня много работы, ступай.
Соня вышла из кабинета, не чувствуя ног. За дверью пряталась Оля, видимо, ей было важно услышать слова дедушки. Ее лицо сияло от радости.
– Я забыла кое-что сказать, – произнесла она с усмешкой. – Ты теперь мне не интересна и не нужна. Мы выросли, я выйду замуж за Алексея и… Для тебя больше нет места в нашей жизни. Хотя, – глаза Оли сверкнули, – дедушка стареет, и лет через десять ему понадобится человек, который бы за ним ухаживал. Лучше ты, чем кто-то другой. Старики иногда бывают такими капризными… – Она сморщила нос и засмеялась.
Глава 23
Выбор пал на шашлык. Замаринованное мясо румянилось на углях, щедро наполняя воздух ароматами лука и специй, а мы стояли рядом с бокалами красного вина и предвкушали ужин. Я – бездельничала, Матвей свободной рукой переворачивал шампуры и обещал самую вкусную телятину на свете. Отличное разделение труда.
– Этим летом я еще не ела шашлык.
– Безобразие, конечно. – Матвей поставил бокал на уложенные вдоль дома доски и подошел ко мне ближе. – Оставайся со мной на неделю, вместе вернемся в Москву. Буду тебе готовить мясо и рыбу каждый день. Торжественно клянусь.
В его голосе присутствовала ирония, но взгляд обжигал, и я, совершенно неожиданно для себя, струсила.
– Мясо почти готово. Может, я пойду накрою на стол? Нужно еще овощи помыть…
Матвей приподнял брови и искренне засмеялся:
– Динка, я такой страшный?
– Нет, – я сначала улыбнулась, а потом тоже принялась смеяться. Предложение Матвея вполне можно было назвать фантастическим. Даже в самых смелых мечтах я не рисовала подобной картины. Неужели я могу остаться в любимом первом домике и каждое утро пить чай с Матвеем? И как-нибудь мы действительно приготовим на ужин рыбу. А потом сядем в машину и поедем, болтая по пути обо всем на свете. – Я автоматически так ответила… Не знаю почему… – оправдываясь, добавила я. – А вообще надо подумать.
– Тебя же сейчас никакие дела в Москве не держат, на дворе каникулы.
– Скорее всего, останусь.
Матвей заграбастал меня в охапку, прижал к себе и сказал в мою макушку:
– Вижу, умеешь ты принимать правильные решения.
Если бы получилось схватить этот момент, унести в свой домик и спрятать под подушку, я бы непременно так поступила. Наверняка, каждую ночь мне снились бы прекрасные сны, которые не улетучивались бы по утру, а оставались надолго в памяти. Или они превращались бы в разноцветных бабочек и порхали в душе целый день.
Дыхание Матвея сбилось, он опустил руки, подошел к мангалу, перевернул шампуры и попросил:
– Пожалуйста, притащи глубокую тарелку, мясо готово.
Уже темнело. Из-за комаров пришлось отказаться от веранды, и мы устроились в кухне. Шашлык с аджикой, помидоры, зелень, наивкуснейший бородинский хлеб и терпкое красное вино – настоящая гастрономическая гармония на острове в пятнадцать соток. Пока мы ели и разговаривали о пустяках, я постоянно думала о словах Матвея. Да, я хотела остаться (еще как!), уехать завтра было бы тяжело.
А если это предложение из вежливости? Хотя вроде нет…
И в каком качестве я останусь? То есть…
Забота очень приятна, однако, чем дальше, тем больней чувствовать себя младшей сестрой.
«Но Матвей обнял тебя около мангала», – напомнил внутренний голос.
«А разве сестер не обнимают? – возразила я. – Наши отношения теперь иные. Они… уютные что ли…»
Я могла бесконечно разговаривать с собой и при этом избегать главных и острых вопросов. И все они касались Кристины. Если в душе у мужчины живет столь сильное чувство, и он несет его через годы, то на что можно надеяться?
«У Матвея, естественно, были другие девушки, я его однажды сама в кафешке с симпатичной брюнеткой застукала. Но, одно дело погулять, а другое…» Даже юная Даша знает ответ.
– Мне нравится смотреть, как ты готовишь, – призналась я. – Жаль, мясо в меня уже не лезет.
– Ты слишком мало ешь.
– И это ты говоришь про меня? Да я сейчас побила все мировые рекорды по поеданию шашлыка.
– Тогда есть отличный тост, – сказал Матвей, отложил вилку и поднял бокал. – За девчонку, которая с легкостью бьет рекорды. А если серьезно… Я благодарен тебе за то, что ты приехала. Мне с тобой очень хорошо. – Он потер шею сзади, будто его мышцы были напряжены и захотелось их расслабить. – За тебя, Динка.
Именно этот глоток вина показался особенно вкусным, точно его смешали с миллионами сказочных «можно» и «нельзя». Не знаю, откуда взялась смелость, а только я встала, включила музыку, развернулась, заглянула в глаза Матвею и уверенно произнесла:
