же, да? И она зеленая, – закончила я самую сложную часть истории. – На всякий случай мне бы хотелось узнать подробности: где конкретно ее нашли? Может, это место особенное. Короче, нужна зацепка. Хотя я понимаю: цыганка могла ошибиться или перепутать… Я гоню от себя мысли, что она обманула меня намеренно. Зачем ей это? С меня даже денег не взяли за визит.
Глядя на бутылку скептически, Матвей повертел ее в руке. Для него уж точно она весила, как пушинка. Стекло поймало луч солнца и блеснуло, точно хотело сказать: «Да, ты угадала, я храню магический секрет».
– Безусловно, в жизни случается всякое, – сказал Матвей. – Нам в институте каких только историй на подобные темы не рассказывали. Поверь, ими детей пугать на ночь можно. Признаться, я не особо верю в древние проклятья, но, раз ты волнуешься, и, к тому же, этот подарок получен именно от меня, то… – Матвей вернул бутылку на стол. – Представляешь, если я тебе беды подкинул, а? Нда, хорошего мало. – Он взял мобильник. – Сейчас тряхнем Сашку, и пусть признается, где это чудо дивное нарыл. То есть известно, что на кладбище, но раз требуются подробности, будем их искать. – Набрав номер, Матвей замер, ожидая ответа друга. – Сашка теперь отец двух кудрявых девчонок. Новую жизнь начал, к радости своей матери. Домой шкатулки, тарелки и кувшины больше не таскает, у него появились другие увлечения. Вот, например, на прошлой неделе интересовался, умею ли я заплетать косички? – Матвей улыбнулся, помолчал немного и наконец произнес: – Здорово, дружище! Сильно занят? Пара вопросов имеется.
Но неведомый мне Сашка помочь не смог. Он помнил лишь то, что кладбище обнаружили случайно под складами, а сам он искал гораздо левее, потому что с официальных раскопок выносить ничего нельзя. Сашку поразило полчище комаров, взявшееся не пойми откуда, и потом несколько раз во снах к нему приходила одна и та же женщина – старая, сгорбленная, с длинными седыми волосами, в древней одежде, со странной полуулыбкой. Так, по мнению Сашки, может улыбаться только тот, кто знает гораздо больше других. И эта старушка не проронила ни слова, а просто смотрела и явно о чем-то думала, будто взвешивала свои мысленные «за» и «против», и не получалось понять, хорошая она или плохая. Но Сашка ее совсем не боялся и даже расстроился, когда старушка перестала сниться.
– Похоже, интересной информацией мы с тобой не разжились, – подвел итог Матвей и развел руками. – Но должны же мы тему проклятий добить. Поступим следующим образом: ты сейчас забываешь эту историю, не думаешь о плохом, отдыхаешь, а я через неделю вернусь в Москву и нарою хоть что-нибудь про загадочные бутылки. Честно скажу, шансов мало. Сашка тогда сильно был увлечен ими и библиотеки с интернетом штурмовал с утра до вечера, но мимо… Однако попробовать мы должны. Да, Динка?
Слова Матвея означали одно: наше общение не закончится прямо сейчас или завтра. Мы обязательно созвонимся, а может, и встретимся. Уже в Москве. Если честно, в этот момент я была готова схватить бутылку и расцеловать ее! Пять лет неприятностей и бед – это ерунда по сравнению с тем счастьем, которое ручейками побежало по телу, делая меня практически невесомой. Безусловно, стоило вцепиться в край стола, чтобы не воспарить к облакам.
– Хорошо, я очень благодарна тебе. Огромное спасибо. Тысячу раз!
– Не смущай меня благодарностями, – мягко улыбнулся Матвей. – Я пока не заслужил их, но обещаю стараться. – Он накрыл ладонью мои пальцы, заглянул в глаза и добавил: – Давай отметим нашу встречу, а то мы так этого и не сделали. Закатим ужин на две персоны… Обещаю вести себя прилично. – Матвей шутливо подмигнул мне и вопросительно наклонил голову на бок.
– Мы так и не потанцевали… Помнится, я сбежала, – тихо произнесла я и задержала дыхание, чувствуя неловкость. Щеки порозовели, и в этом можно было не сомневаться.
– А ты к тому же мне проспорила. Ночью вода теплая, самое время отдать долг и решиться на заплыв. Зайти в воду по пояс – это категорически не считается.
Я подняла глаза, не сомневаясь, что встречу улыбку, но Матвей смотрел серьезно, и я почувствовала, как таю под его взглядом. Бывают секунды, когда перестаешь принадлежать себе и…
Матвей резко встал, нервно провел рукой по волосам и сказал:
– Поработаю до ужина, немного осталось.
И он ушел, оставив меня на веранде.
«Жизнь прекрасна, да. Верь в это всегда», – в который раз вспомнились слова Матвея, и я, подперев щеку кулаком просидела еще минут пять неподвижно, с удовольствием слушая стук молотка, несущийся от третьего домика.
* * *
Петербург. Далекое прошлое…
– Соня, Николай Степанович ждет вас в кабинете, и, кажется, он не в духе, – заглянув в комнату сказала Лиза. – Лучше поторопитесь.
Уже предчувствуя беду, но еще надеясь, что разговор пойдет не об Алексее Муромове, Соня привела волосы в порядок и покинула спальню. Она шла по мягкой ковровой дорожке то ускоряя, то замедляя шаг. Плечи расправились сами, будто организм подготавливался к очередному удару судьбы.
– Обстоятельства таковы, – сухо начал Николай Степанович, – что тебе необходимо спешно уехать. – Он сделал вид, будто внимательно изучает бумаги, но неожиданно покрасневшие уши указали на внутреннюю борьбу, напряженные нервы и раздражение. – В Иваново. Ты поживешь пока в поместье. Сегодня я отправлю Кузьме спешное письмо, и уже вечером он его получит. – Николай Степанович все же отложил бумаги, поднял голову и посмотрел на Соню. Выражение лица выдавало волнение, однако сжатые губы говорили о том, что решение принято и обсуждению не подлежит. – На поезд тебя посадит Лиза, а на станции встретит Кузьма. Вещи я переправлю позже, пока возьми самое необходимое. Ступай.
Николай Степанович не желал отвечать на вопросы, но как можно было их не задать? Соня задержала дыхание и попыталась настроиться на разговор. Оля… Она поговорила с дедушкой, и вот… Но что она сказала?
«Меня разлучают с Соловьем. Это ссылка?»
– Николай Степанович, могу я спросить, отчего мне нужно уехать? Из Иваново мы вернулись несколько часов назад.
– Я считаю, так будет лучше для всех… У Оли сейчас трудный период и… – Он не намеревался говорить правду, но иного ответа не существовало. Николай Степанович замолчал, достал из кармана монокль, однако не стал его надевать, а довольно небрежно положил перед собой и сцепил пальцы. Кустистые брови, окрашенные сединой, встретились и замерли. – Это не то решение, которое я буду обсуждать. В десять утра ты должна быть на станции.
– Но насколько я еду?
– Возможно, ты пробудешь в поместье несколько месяцев.
