точнее — браконьерской колыбе, он был взвинчен по самое не могу.
А там их ждал пиздец, притом, уже виденный ранее, и Женька поставил диагноз пиздецу с первого взгляда, потому что на точно такие же трупы составлял протокол собственными ручками — в лагере чёрных копателей.
Первое тело с вырванным глазом и куском шеи лежало ещё в коридоре, второе нашлось метрах в десяти. В холле их было сразу восемь, но остальные концентрировались внизу, где подвальное помещение переоборудовали в самый настоящий ринг со зрительными рядами. Там они и лежали массово, не меньше двадцати, все как один с характерными рваными ранами, многие с оружием, а кое-где рядом с ними находились и мёртвые мозгоеды, чьего авторства, несомненно, раны и были. Над ними уже кружили мухи, но крепкого запаха пока не появилось — всё перебивала химическая вонь, кто-то тут уже хозяйничал. Внутренники опустили электропилы и крюки, которые несли в руках.
— Его счастье, что сразу сдох, а не присел на штраф до гробовой доски, — Жуль цинично кивнул на мертвеца, по виду — браконьера. — Так бы помер медленно, в нищете.
— Хозяин этого гадюшника жив, здоров, и даже на свободе, — негромко произнёс СБшник со сломанной рукой, оглядывая мёртвый зал. — У него родич — шишка.
— Как всегда, — вздохнул медик Коля. — Ну что, господа? У меня разнарядка регистрировать все смерти от Хіка2036.
— А у нас — утилизировать грибковые тела на месте, — сказал санитарник.
— По-вашему, это похоже на грибок? — возмущённо спросил Женька, ткнув пальцем в лицо полуголой дамы с вычурным янтарным ожерельем на шее и дырой вместо носа.
— Ты что, срочку не служил? — с гадкой ухмылкой спросил внутренник.
— Нет, — сердито ответил Женька. — У нас была военная кафедра. Это раны от укусов мо…
— Типичный грибок, ты что, ослеп? — оборвал его Жуль. — Не твоё дело, малой. Пошли искать живых.
Это был ещё один ужасный день, оставивший гадкое послевкусие в Женькиной памяти. Ведь именно в этот день он узнал, что правда ничего не стоит, более того: правдой становится то, что надо кому-то из высокого начальства с высокими возможностями, а лично ты хоть десять правд можешь знать, но рот закрой и молча делай, что велено.
Поэтому, когда открыл холодильник в пищеблоке, у которого лежало ещё одно «поражённое грибком» тело, он был чертовски зол.
В холодильнике сидела баба в тёплой кофте и с нею в обнимку — толстый мужик с запёкшейся кровавой котлетой вместо рожи, оба в стельку.
— Спаситель наш! — икнула баба, поднимаясь.
— Вы Павор Григорец? — Женька проигнорировал её, пропуская, и придержал рукой избитого мужика, идущего следом.
— Я, — кивнул тот.
— За распространение опасной инфекции, именем Ручья вы арестованы, — сказал Женька, с огромным удовольствием укладывая того мордой в пол.
К сожалению, мужик не сопротивлялся.
Е finita
* * *
Новости Лана не любила, включала их редко, предпочитая найти подборку фильмов и всю постепенно высмотреть, но в этот день случайно клацнула на местный новостной канал и зависла. Запаривая порцию овсяной каши (Капелька теперь ела в детсаду), она с недоумением смотрела, как разгоняют протестующих. И где, скажите на милость? Быть может, в столице, на площади? Или в каком-либо из европейских государств? Возможно в Китае? Нет, митинговали в её собственном родном городе, между мэрией и городским представительством Ручья, что скромно ютилось в двухэтажном сером здании с газоном. Этот газон разношерстная толпа теперь и вытаптывала.
— Мы не будем прививаться Глобалом! — кричал в микрофон человек с плакатом «НЕТ ПРИНУДИТЕЛЬНОЙ ВАКЦИНАЦИИ» в руках.
Человек походил на БББ — Беззаботного Безработного Без особых потребностей. Такие, не парясь, жили за счёт государства, получали бесплатное жильё, дотации на себя, деньги на детей, и активно плодились, чтобы денег дали больше. Часто они бывали истово верующими и целыми семьями ходили в протестантские церкви либо костёл, но и криминал полз оттуда же. Худой журналист в кепочке кивал с видом ипохондрика, его рот деликатно прикрывала масочка, а нос вовсю дышал.
— Грибок не настолько заразен, как нам преподносят производители Глобал! — вторила плакатчику полная активистка с отросшими корнями некрашеных волос. — Моя соседка вывела его парами ацетона! Ацетона! «Нealthy nation» просто пользуется поводом нажиться!
Лана развела руками и сложила их на небольшом пока, но уже безошибочно видимом животе.
Четыре с половиной месяца. И три полных месяца с тех пор, как она снова жила на своей станции, только теперь занятия были поинтереснее, график — посвободнее, а Капелька ходила в комфортный детский сад ОЗДЖ. Лана отправляла её через нулевую точку в отличном детском скафандре, специально изготовленном на заказ, а нянечка встречала с другой стороны и провожала в группу. Садик Капелька любила — там водились другие дети, взрослые, и даже говорящая голограмма Минни, невесты Микки, со сложной коммуникативной функцией, виртуальный друг подготовительной группы. Там никто не щерился, не выпрыгивал из-под ног в темноте в самый неловкий момент, когда ты бредёшь в туалет, там все понимали речь, играли по-человечески, а не портили мячики один за другим.
Узнав о беременности, Лана не поразилась. Было бы удивительно, если бы жизнь в колыбе не оставила физической памяти, кроме живого и болезненного нравственного шрама. «Аборт», — брезгливо и скользко подумалось ей, пока устанавливала камеру с заградительной сеткой возле нового логова мозгоедов — прошлую молодняк изгрыз, сломал и сбросил.
Под кустами шиповника звери вырыли глубокую нору с широким входом и выходом в винограде, который Лана стричь не стала — пусть дичает.
Стая была неопрятна, сорила падалью, и двор быстро приобрёл неприятный и стойкий запах, свойственный логову хищников. Мозгоеды приносили огромные кости и бросали повсюду, их Лана со скандалом изымала, садовой метлой распихивая протестующих, и сжигала в новом мощном мусоросжигателе.
Не успела она оплакать, обкатать и принять мысль «аборт», как случилось странное. Одна из самок подошла, о чём-то толкуя. Она бодалась, кусала берцы и чего-то требовала. Затем вцепилась в штанину и повела в пристройку рядом с гаражом, где стоял садовый пылесос, газонокосилка и другой полезный инвентарь. Там, на изорванном рулоне серого войлока, лежали детёныши — шесть штук, и сидела Матриарх, обнюхивая их. В знак доверия и благодарности за дом и стол молодая самка показала Лане самое лучшее и ценное — своих детей. А старая, покрытая шрамами королева позволила присесть на корточки и посмотреть на слепые, шевелящиеся колбаски с тонкими крысиными хвостами. Два самца, четыре самочки. Затем мамаша упала, подставляя детям молочные соски, зажмурила янтарные глаза с круглым чёрным зрачком,
