понимает, но в ответ качает головой.
— Идем! — кричит он и начинает подниматься, протягивая мне одну руку, а другой указывая на машину.
Но крик высвободил чувства, которые всю прошлую неделю были заперты в грязной клетке тюремной камеры. Показания Джули все еще душат меня, и, если я не выпущу их наружу, они пробьют дыры в легких, и я задохнусь.
— Том! — кричу я. — Она сама ушла!
— Я знаю! — кричит он в ответ.
— Как ты можешь быть таким спокойным?! — возмущаюсь я.
— Давай, Анна, садись в машину!
Но здесь легче кричать, а я хочу кричать.
— Что я за мать, Том? Я ее совсем не знала!
— Чего ты хочешь от меня? Я тоже не знал!
— Но я же мать!
— Да, ты мать! — кричит он. — Ты мать, и она нуждается в тебе прямо сейчас. Так что давай, ради бога, сядем в машину, поедем домой, и ты на нее наорешь!
Адреналин покидает меня, я плетусь за мужем и сажусь в машину, чувствуя, как она вздрагивает, когда начинает набирать обороты. Когда мы закрываем двери, тишина кажется всеобъемлющей.
— Ты читал ее показания? — спрашиваю я слегка охрипшим голосом.
— Мне не пришлось читать. Я был там и сам все слышал.
— Как я могла быть такой слепой? Как могла все это пропустить? Я будто совсем ее не знала. — Я не хочу больше плакать и сдерживаю накатившие слезы. — Да, я была разбита потерей Джули. Да, я ужасно вела себя с Джейн. Но мне казалось, что раньше, еще до всего этого, мы жили счастливо. Я считала себя хорошей матерью.
Наступает долгое молчание.
— Думаю, Анна, мы и дальше жили бы вполне счастливо. Но наверняка мы никогда не узнаем. Ни один из нас не узнает, как все могло бы сложиться. Он отнял у нас такую возможность.
Том включает поворотник, и машина вливается в хьюстонское движение. Он удивительно решительный водитель. Когда мы в очередной раз перестраиваемся, муж спрашивает:
— Можно кое в чем признаться?
— Валяй.
— Я мечтал застрелить Максвелла.
Мне представляется Том, сжимающий пистолет, — в ту ночь, когда у Джули случился выкидыш, а я пробила кулаком дверь ванной, чтобы добраться до дочери. Я беру мужа за руку.
У нашего дома припаркована машина. Джули сидит за кухонным столом с афроамериканцем в футболке и джинсах. Как только мы входим в дверь, он встает.
— Мама, папа, это Кэл.
— Мистер Уитакер. — Кэл протягивает руку Тому, и тот растерянно пожимает ее. Молодой человек почти на голову ниже моего мужа, но не тянет шею, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Рад познакомиться, — говорит Том, и я вижу, как Кэл краем глаза изучает меня, прежде чем повернуться с приветствием:
— Доктор Давалос.
Должно быть, это Джули подсказала ему правильное обращение.
— Насколько я понимаю, вы помогли Джули выйти из трудной ситуации, — говорю я Кэлу.
— Вы тоже, — отвечает он просто и тепло.
Неужели я наконец обрету покой?
Но не поселятся ли во мне все мужчины, прошедшие через жизнь моей дочери? И знает ли кто-нибудь из этих двоих, что Джули держала в руке пистолет и была готова совершить убийство? Знают ли они, от чего я на самом деле ее спасла?
Людям не хватает воображения понять таких женщин, как Джули, понять, на что они способны. Да я и сама была не лучше остальных. Конечно, теперь я знаю ее лучше. Но я никогда не разубедила бы мужчин, всех Томов и Кэлов на свете, в том, что Джули нуждается в защите. Правда, отчасти благодаря тому, что она сама поддерживала в других эту иллюзию, ей и удалось выжить.
Кэл выглядит старше Джули, хотя трудно сказать насколько: лицо у него гладкое, морщинки появляются только вокруг уголков глаз, когда он улыбается. Интересно, будет ли он с ней в тот день, когда она перерастет иллюзию своей хрупкости, и как отреагирует на это. Может пройти много времени, прежде чем Джули обретет себя, даже целая жизнь. Возможно, я не доживу.
А пока это останется нашим секретом.
— Очень приятно познакомиться, Кэл. А теперь… Вы с Томом не будете возражать, если я поговорю с Джули несколько минут? — спрашиваю я. — Наедине.
— Я как раз собирался сбегать в магазин, купить что-нибудь на ужин, — произносит мой муж. — Не хотите пойти со мной, Кэл? Заодно и познакомимся поближе.
— Конечно. — Молодой человек оглядывается на Джули, и та кивает.
Мужчины выходят из кухни.
И вот я смотрю на свою дочь. Не знаю, чего я жду. Откровения? Возможности раз и навсегда прояснить, какого цвета у нее глаза? Передо мной все та же девушка, на которую я смотрю весь последний месяц, и для меня она по-прежнему остается загадкой.
— Почему ты не вернулась? Почему не вернулась домой, когда сбежала от Максвелла?
Долгая пауза.
— Я хотела. Я собиралась. Но, похоже, как только он… сделал это со мной, все пошло наперекосяк. Одно цеплялось за другое.
Я понимаю, о чем она говорит, и не хочу, чтобы ей пришлось повторять свои страшные признания. Но не хочу и останавливать ее. Поэтому терпеливо жду, и через мгновение она продолжает, бросая на меня взгляд, который я не могу истолковать:
— Да и вообще, я же не знала, захочешь ли ты принять меня обратно.
Я задыхаюсь от этих слов:
— Как ты можешь так говорить?!
Она поясняет со странной улыбкой:
— Я думала, ты рассердишься. Я ненавидела ту Джули. Она была глупой и доверчивой. И ушла от тебя.
— Но ты была всего лишь ребенком. Он похитил тебя.
— Он похитил меня, — соглашается она. — Но мне казалось, что я ухожу сама.
— Он хотел, чтобы ты так думала.
— Да еще Шарлотта. Она умерла, и я боялась, что виновна в ее смерти.
— И тут он хотел, чтобы ты так думала.
— Ну, у него отлично получалось. Или у меня отлично получалось верить ему. — Джули пожимает плечами, сдаваясь. — Так или иначе, я не уверена, что мне стало бы легче, не будь у меня выбора. Если так и есть, если я оказалась лишь случайной жертвой, значит, моя жизнь разрушена без всякой причины.
Именно так я и думала долгих восемь лет. Я молчу, но знаю, что дочь читает мои мысли.
— Ты никогда не верила в Бога. И Джейн, по-моему, тоже. Да и папе в целом наплевать. Но для меня все было по-другому, я хотела найти некую высшую силу. Я до сих пор ее ищу, просто не знаю, как ее назвать.
— Трансцендентность? — спрашиваю я. — Ее не существует.
— А может, и
