Милу смотрела на фотографию отца.
Следы когтей.
Карманные часы.
Её собственные диковатые черты.
Всё это она унаследовала от него.
Милу сжала в руке карманные часы.
«Под звёздами я тебя нашёл.
52.284040, 4.784040
Под луной я тебя потерял».
Её родители полюбили друг друга, сидя на вершине тиса и любуясь звёздами. А однажды ночью, при полной луне, её мать умерла.
Гравировка предназначалась не для Милу. Её посвятили Лизель.
– Я не знаю, почему он оставил тебя, – сказала Эдда. – Но я знаю, что он всегда поступал так, как считал нужным.
Милу закрыла медальон и вернула его Эдде. Ей нужны ответы, и теперь она их получила.
Её мать мертва. А отец пропал. В сердце воцарилась пустота.
– Простите, что прерываю вас, – произнесла Спельман, в голосе которой не слышалось ни малейшего намёка на извинения, – но я должна сегодня же ночью вернуть сирот в «Малютку-тюльпан».
Улыбнувшись Брэму широкой зубастой улыбкой, она кивнула на Милу.
– Полагаю, вы захотите оставить её у себя, верно?
Брэм моргнул.
– Отлично, – Спельман плюхнула учётную книгу ему на колени и сунула в руку перо. – Подпишите, пожалуйста, вот здесь… да, спасибо. Остальные четверо, идёмте.
– Нет, – проговорила Милу. – Вы не можете их забрать.
– Закон есть закон, милое дитя, – ответила Спельман, взяв фолиант.
Милу умоляюще посмотрела на Брэма.
– Вы не могли бы…
Её дедушка вздохнул.
– Милу, буквально несколько минут назад я был бездетным вдовцом. А сейчас у меня появилась внучка, о которой нужно позаботиться. Я не могу взять пятерых…
– Хорошо, – беззаботно сказала Спельман, – на том и порешим. Kindjes, собирайте вещи и прощайтесь. Побыстрее.
Милу загородила дверной проём, лихорадочно пытаясь что-то придумать.
– Пожалуйста, не…
– Стойте! – воскликнула Эдда.
Все выжидающе посмотрели на неё. Эдда покровительственно обняла Лотту. Спельман мрачно воззрилась на управляющую.
– Дети сами отлично могут о себе позаботиться, – заявила Эдда. – Они уже доказали это. Их целеустремлённость просто поражает. Думаю, мы можем решить вопрос здесь и сейчас.
Спельман вздохнула.
– Во-первых, у любого несовершеннолетнего при отсутствии биологических родителей и родственников должен быть законный опекун. Во-вторых, целеустремлённость не произведёт впечатления на органы опеки, в отличие от аккуратно заполненных документов. В-третьих, сиротам негде жить.
– Они вполне могут жить здесь, – будничным тоном произнёс Брэм. – Эдда, ты всё ещё готова купить мельницу?
На мгновение Эдда ошеломлённо застыла, потом кивнула:
– Да, но…
– Отлично, – сказал Брэм. – В качестве первоначального взноса я готов взять часы в форме лисицы, они ещё у тебя?
Бровь взлетела вверх.
– Да. Но…
– Лизель любила эти часы, – улыбнулся Брэм. – А мельница просто рухнет в канал, если за ней никто не будет следить. Несомненно, дети найдут ей применение. Лизель бы понравилась такая идея.
– Сиротам нужен опекун, – раздражённо перебила его Спельман. – Документы…
– Это глупая возня с бумагами, – добавила Эдда. – Можете записать меня в качестве их опекуна.
Милу слышала, как её друзья ахнули от удивления. Лотта широко улыбнулась Эдде. Другие просто молча смотрели на управляющую.
– Опекать их будет честью для меня, – призналась Эдда. – Если они согласны, чтобы я была с ними…
Четыре пары детских рук обвили её талию. А Милу обняла свои плечи.
– Ладно, – протянула Спельман, цокнув языком. – Тогда вопрос решён. У меня уже сил нет на новые сюрпризы, поэтому я просто заберу пошлину. Давайте покончим с этим. Мне ещё двоих преступников везти в тюремную больницу, прежде чем я смогу лечь в постель.
Лотта отсчитала пятьдесят гульденов, положила деньги в мешочек из плотной ткани и отдала его представительнице органов опеки, а Эдда тем временем поставила в ведомости свою подпись. Роуз Спельман бросила последний взгляд на папу-марионетку и на детей, недоверчиво покачала головой и скрылась в холодной ночи.
Брэм встал, взъерошив рукой волосы.
