перед началом представления, за исключением одной детали: после громкого звонка, совсем не похожего на театральный, занавес стал медленно опускаться, как будто спектакль был уже закончен. Более того, за полностью опустившимся занавесом, Элис всё еще могла видеть силуэты сидящих на сцене людей. Это означало, что зрительный зал хорошо просматривался со стороны сцены.
Внезапно чья-то рука собрала её волосы грубым садистским движением. Элис почувствовала, как голова проваливается в узкое жёсткое отверстие, — на неё надевали шлем. Она попыталась вырваться, но не смогла даже шевельнуться, — тело намертво привязали к железному креслу плотными кожаными ремнями. Послышался стальной скрип и запах гари, словно кто-то пустил под откос неисправную паровую машину.
Удар, похожий на разряд электрического тока, пробежал по телу как рой зубастых голодных насекомых. Яркая вспышка света сильно ослепила глаза. Что-то взорвалось прямо в метре от кресла. Запах горелого человеческого мяса, перемешанного с экскрементами прошиб носоглотку, как острая отравленная спица. Вспышка света сработала как фотокамера, проявив в глазах негатив всего что происходило в зале в момент взрыва. От увиденного Элис на мгновение потеряла сознание, но тут же пришла в себя, — сильная доза нашатыря снова вернула её в зрительный ад.
Это была массовая казнь заключённых на расставленных в три ряда электрических стульях. Секунду назад, заряд в несколько тысяч вольт разорвал голову приговорённого прямо перед глазами Элис. Послышались истошные вопли. Время остановилось, мысли, напротив, полетели с необыкновенной быстротой, как в день теракта в кафе Барро.
На сцене появились яркие светящиеся точки, — люди, сидящие по ты сторону занавеса наблюдали за происходящим в зале в бинокли ночного видения. Слева от Элис кто-то бешено затрясся всем телом. Она повернула голову и через секунду поняла, что сама бьётся в конвульсиях от увиденного, — у сидящего рядом смертника расплавились глазные яблоки. Её вывернуло наизнанку и вырвало прямо на него. На голове приговорённого вздулся уродливый мозговой колпак, затем голову разорвало в клочья, как переполненный мусорный бак с мертвечиной. Куски человеческой плоти вместе с обгорелыми кожаными ремнями разлетелись по залу, как осколки грязной бомбы, оседая на сошедших с ума смертников.
Треск, похожий на короткое замыкание пробежал по стульям переднего ряда. Одно из них резко задымилось, — человек с вздувшейся головой горел заживо. Яркое красное пламя вспыхнуло из под шлема другого смертника, сидевшего через кресло. Едкий желтоватый дым распространялся по всему залу, вызывая приступ удушья.
Что-то вязкое стекало со шлема на лицо, затем отлип целый кусок. Элис увидела человеческие мозги, плавающие в её собственной рвоте. Она заходилась диким хохотом, не понимая почему так истошно орут остальные. Прямо перед ней вырастал огромный железный монстр с острыми чугунными копытами. Элис захотелось оседлать его и прокатиться по залу. Дикий смех выворачивал внутренности, — взрывы черепных коробок отдалились, как при контузии, напоминая треск перегоревших лампочек. Элис показалось, что она слышит крики "Браво" и громкие аплодисменты. Затем стало совсем темно, на глаза опустили тяжёлый железный занавес, похожий на кованые ворота Кричащей Тишины.
VI
Элис пришла в себя от болезненного укола в шею. Она лежала на кожаном медицинском кресле под железным панцирем, напоминающем рыцарские доспехи. Медсестра, делавшая ей прививки при въезде в Терема, бросила ампулу в мусорную корзину, бережно завернула шприц в марлю и молча удалилась. Доктор возился с детектором правды, не обращая на Элис никакого внимания. Ей показалось, что с момента их последней встречи прошло лишь несколько минут. Всё произошедшее в театре обскура казалось страшным ночным кошмаром и мутило сознание.
— Я предупреждал, Вас, — неожиданно сказал доктор не оборачиваясь. — У этих людей совсем нет воображения. Я хотел избавить Вас от лишних потрясений, совершенно ненужных и бесполезных для всех сторон. Эти недоумки решили показать Вам подобие страшного суда, не выяснив даже, верите ли Вы в Бога.
Укол начинал действовать, сладкая наркотическая волна пробежала по телу, развязывая язык.
— Я поверила в него, когда первый раз увидела Вашего Папатриарха у себя в геттополисе, — тихо сказала Элис, как будто разговаривала сама с собой. — Раз есть нечисть, есть и Бог.
Доктор, наконец, удостоил её взглядом, закончив настраивать прибор.
— Никто не будет судить Вас страшнее чем Вы сами, Элис. Это и есть страшный суд атеиста. Я пытался объяснить это работникам спецслужб, но они не способны понять даже такие элементарные вещи. Решили напугать Вас сценой массовой казни. Кстати, по-моему, им это удалось, — берём лучшие идеи у западных партнёров и усовершенствуем. Не знаю кому пришла в голову мысль превратить электрический стул в электрический зал со сценой, но это разрывает все стереотипы.
— Тому, кто первый понял, что даже массовую казнь можно превратить в развлечение, — прошипела Элис. — Я видела людей на сцене. Они наблюдали за происходящим в бинокли. Вы не знаете, сколько стоит билет на сеанс?
— Это не входит в мою компетенцию, — сухо сказал доктор.
— Может Вам просто не хватило денег?
Доктор зло посмотрел не Элис:
— Как бы то ни было, из за своего наивного упрямства, Вы невольно стали свидетельницей довольно гнусного мероприятия. Говорю Вам открытым текстом, — если не согласитесь сотрудничать добровольно, каждую ночь будете судить себя ещё более страшным судом, пока не приползёте умолять меня прекратить Ваши мучения. Театр обскура покажется Вам милым развлечением, поверьте. Нам будет принадлежать либо Ваша душа, либо органы. Выбор за Вами.
Последняя фраза ещё больше разозлила Элис:
— Почему Вы так в этом уверены? — спросила она с вызовом, решив, что лучше умрёт от страха во время адского спектакля, чем доставит Доктору удовольствие затянуть себя на сторону спецслужб.
— Человек способен всю жизнь бороться со смертью, но сон одолевает его максимум за три дня, — сказал доктор. — И очень скоро Вы поймёте что я имею в виду.
Странная фраза не произвела на Элис должного впечатления, провоцируя на последнюю дерзость:
— А Вы не боитесь, что я повешусь на проводах от Вашего чёртового нейронного детектора?
— Нет, моя милая девочка, — зло улыбнулся доктор. — У Вас потом будет сильно болеть шея.
VII
Воспоминания о смерти матери и младшей сестры были странным образом вычеркнуты из памяти Элис. Она хорошо помнила их в раннем детстве, но, с некоторого момента фрагменты стали крошиться, как гнилой чёрствый хлеб. Отец уходил от разговоров о прошлом, повторяя лишь то, что Элис слышала много раз: её мать и сестра умерли от эпидемии, когда Элис была ещё ребёнком. Странное подсознательное чувство вины преследовало её при редких разговорах с отцом на эту тему. В конце концов Элис сама поверила в его версию,
