криво усмехнулся. – Ну хорошо, будь по-твоему! Мы поступим так, как указано в этой паршивой бумаге. Но знай: ты обязан внести в счет оплаты за оформление завещания четверть той суммы, что указана в бумаге, – со злорадством уставился кази ходже в лицо. – Так полагается по закону!
– Мудрейший Шарифбек ошибается, – покачал головой ходжа. – Во-первых, Зариф еще жив. А во-вторых, это вовсе не завещание, а дарственная.
– Ну и что же? Оформление дарственной тоже стоит денег! Или ты думал, я буду работать бесплатно?
– Нет, я честный человек, и потому готов оплатить причитающееся вам.
– Ты готов и не откажешься потом от своих слов? – прищурил левый глаз кази.
– Не откажусь.
– Так и быть! – Кази спешно, но со знанием дела произвел необходимое, придав бумаге силу, и помахал ею.
– Плати четверть!
– Четверть? Вы ошиблись, о кази.
– Никакой ошибки нет! Сумма слишком велика, и потому оформление ее требует внесения соответствующей случаю оплаты.
– Ай-яй-яй, кази. Я понимаю, что радость за бедняков затмила ваш разум, и вы позабыли истинные расценки, но вашей беде очень легко помочь. Саид, подай-ка мне во-он ту черную книгу.
– Что ты себе позволяешь?! – вскричал кази, но не успел он двинуться с места, как Саид уже передал книгу ходже. – Это моя книга, мой дом. Это я кази!
– Не утруждайте себя, о мудрый кази, – остановил его ходжа, листая книгу. – Мы сами посмотрим. Итак, при оформлении дарственной, кази надлежит взять: если сумма невелика – медную монету; если велика – динар.
Ходжа закрыл книгу, вернул ее Саиду, а сам порылся в кармане и извлек один динар. Повертев его в пальцах перед носом Шарифбека, он сунул динар ему в ладонь и вытянул из другой свою дарственную.
– Вот, получите! Ваше вознаграждение, справедливейший кази. Благодарю, и всего вам хорошего.
Ошарашенный кази долго смотрел на динар, потом как-то весь обмяк. Монета выпала из его ладони, гремя покатилась по полу и замерла у ног Саида, но тот даже не наклонился, чтобы поднять ее. В следующий миг кази сорвался с места и на четвереньках бросился к ходже.
– Отдай мои деньги, укушу!
Ходжа едва успел увернуться, как крепкие зубы кази клацнули возле его ноги. Кази развернулся и, продолжая стоять на четвереньках, обвел собравшихся в доме людей недобрым взглядом.
– Покусаю, всех покусаю! – предупредил он.
– Совсем озверел, шакал паршивый, – покачал головой Икрам.
– Сам шакал! – огрызнулся кази. – Я пес! Покусаю.
– Да-а, – только и сказал ходжа. – Был у вас судья хитрой лисой, а стал бешеной собакой. Идемте, друзья, пока он не исполнил того, что обещает.
Ходжа быстро вытолкал всех за двери и закрыл их, просунув в железные ручки, сделанные в виде широких колец, прислоненные к стене грабли. Шарифбек скребся в двери с той стороны, скулил, створки ходили ходуном, но выбраться кази не мог.
А когда люди отошли от дома, из его окон вдруг раздался душераздирающий визг и крики слуги:
– Ай, почтеннейший Шарифбек, вы что, с ума спятили?! Это же я, ваш слуга!
– Укушу!
– Но за что, что я такого сделал? Ай! Ах, ты так! Ну, держись проклятая собака! Ой! Помогите-е!!!
Слуга вывалился в распахнутое окно и задал деру, петляя меж кустов, и в доме все стихло. В двери больше никто не ломился.
– Вот что делают деньги с человеком, – назидательно произнес ходжа, и все с ним согласились. Да и трудно было не согласиться, особенно когда все видишь собственными глазами.
Весть о том, что кази тронулся умом, а все, что имел бай Зариф, ходжа разделил меж бедняков, быстро распространилась по селению. Перепуганные богачи притихли. Да и было отчего: отколоченный мулла изгнан с позором, Зариф долбит в горах камень, а кази сошел с ума. Никому не хотелось стать следующей жертвой Насреддина.
Между тем раздел имущества Зарифа был завершен, на что понадобилось ни много ни мало три дня. И так много оказалось в селении бедняков, что на каждого пришлось всего по жалких десяти монет, но и они стали для всех огромной радостью. Особенно радовались дехкане, которые наконец избавились от гнета жадного бая – теперь поля принадлежали им, и не нужно было за них никому платить и ни на кого батрачить.
Однако радовались не все – Саид был печален и не находил от волнения себе места: труппа канатоходцев вот-вот должна была покинуть селение, и Саид не знал, как ему поступить. Волновалась и девушка, которой, невзирая на мнение отца, молодой человек пришелся по душе – мягкий и добрый, он вошел в ее жизнь внезапно и запал в сердце, не желая его покидать. Они встречались тайком, в укромных местах, чтобы ненароком не прознал отец. В тот раз они встретились в саду друга ходжи, который очень доброжелательно относился к Саиду, частенько помогавшему ухаживать за садом.
– О Саид, мы слишком часто видимся с тобой. Боюсь, отец уже подозревает что-то.
Гульнора прильнула к молодому человеку. Тот нежно приобнял ее за плечо и прижал к себе.
– Не догадается, – однако особой уверенности в голосе Саида не слышалось.
– Он не понимает, зачем мне в день по несколько раз ходить по лавкам смотреть товары, которые мы не можем позволить себе купить. А если он проследил за нами и вот-вот будет здесь?
– Не бойся, хозяин сада обязательно предупредит нас, если что-нибудь пойдет не так – он мой друг и к тому же большой друг ходжи. – Саид протянул руку к ветке и сорвал спелое яблоко. – На, поешь лучше, оно сладкое.
– Саид, но это неудобно. – Гульнора отстранила руку Саида с протянутым ей спелым плодом. – Нужно было сначала спросить хозяина.
– Разве от одного яблока убудет? Тем более, Ибрагим сам всех угощает яблоками – ему не жаль. Посмотри, как их много уродилось в этом году! – Саид повел рукой. Гульнора проследила взглядом за ней.
Сад был не очень велик, но ухожен и красив. Деревьев было так много, что вдали они сливались белеными стволами в сплошную стену, за которой даже не был виден забор. Упругие ветви деревьев сгибались под тяжестью крупных, налитых соком яблок. Гульнора перевела взгляд на крону дерева, под которым стояли они с Саидом. Сквозь листву, едва колышимую слабым ветерком, проникали яркие лучи солнца, скача солнечными зайчиками по лицу девушки. Гульнора прищурилась, смешно наморщив носик, и улыбнулась.
– Ты чего? – спросил Саид.
– Да так. Люблю смотреть сквозь листву на небо, особенно когда по нему плывут легкие облачка. Если долго смотреть, начинает казаться, что листья покрываются белым серебристым пухом.
– Глупости все это, – отмахнулся Саид. –
