Добравшись до места, я расседлал и стреножил коня, позволил ему напиться, едва только он остыл, и сам от души утолил жажду из знакомого уже источника. Было странно вновь найти себя на том же месте, откуда ушел накануне, гонимый страхом и горечью. Но, хвала богам, отец научил меня принимать свои ошибки, коль уж они случились и ничего исправить нельзя. Да, брат ушел навстречу своему странному непредсказуемому, наверняка очень опасному пути, но ничто не помешает мне пойди за ним следом.
Ничто.
Я вновь наполнил свою трубку драгоценным зернами с Белых Островов и раскурил ее. Я вновь позволил сознанию пронизать саму суть бытия, рассыпаться звонкими костяными бусинами по камням, закатиться туда, куда нет хода ни человеку, ни зверю, ни птице, ни гаду. Я искал и вглядывался до тошноты, до кровавых пятен перед глазами.
Ну же.
Еще немного!..
Я смогу. Я должен.
Должен...
Меня вырвало прямо на камни у ручья, и только после этого я признал свое бессилие: с хрипом выдохнул самое грязное из всех ругательств, что помнил. Будь рядом Айна – не поверила бы, что умею так.
Умывшись и запив вкус поражения, я растянулся у ручья, свесив обе руки в воду. Звонкий свежий поток смыл остатки мути и самую сильную злость. Осталась только тупая ноющая боль в голове.
Ладно. Значит, дядя Пат был прав – Эймурдин надежно закрыл все свои двери. И, скорее всего, люди здесь были ни при чем... Такова была воля древней обители, которая почему-то позволила маленькой озлобленной девочке проникнуть в ее нутро и затащить туда моего брата.
Зачем?
– Зачем он тебе?.. – спросил я камни под своей щекой. – Что он может такого, чего не могу я?
Камни молчали. Молчали низкие узловатые деревья, покрывающие склон ущелья. Только ручей продолжал негромко петь свою нехитрую звонкую мелодию.
– Эли... Проклятье... Что же ты задумал?..
Отчаяние снова накатило на меня оглушительной волной, и мне потребовались все душевные силы, чтобы не поддаться ему.
Чтобы признать – оно не мое.
Эймурдин защищался от меня всеми силами. В том числе и таким бесчестным образом.
Он пугал меня.
5
Когда враг узнан – он почти побежден. Теперь я понимал природу своего страха, и был тому рад. Теперь я мог держать его под контролем и не впускать в сердце.
Дядя Пат верно сказал – Лиан не ребенок и не слабоумный. Это человек, который любит жизнь не меньше меня и не хуже моего знает, что нужен здесь, в обычном земном мире.
По крайней мере, я очень хотел в это верить.
Но, покуда у меня не было шанса последовать за братом в своем живом теле, я подумал, что не такой уж грех оставаться рядом с ним хоть в незримом. Откуда бы ни происходила эта загадочная новая связь, я был благодарен ей за такую возможность. Может, оно и не очень красиво, но как мне иначе узнать, когда и где именно Ива надумает выйти из своей норы?
Приняв такое решение и смирившись с необходимостью какое-то время жить чужой жизнью, я выдохнул с облегчением и задумался об ужине. Необъяснимым образом я чувствовал, что Лиан все еще не вернулся из того мира, который назвал Запредельем. И знал, что у меня есть время спокойно поужинать, устроиться на ночлег, а потом снова позволить сознанию проскользнуть сквозь эту щель в непреступной обороне Эймурдина.
– Эли... Эли! Очнись! – Ива почти плакала от отчаяния, но не сдавалась. – Ну, пожалуйста! Клятый же ты обманщик! Обещал, что сам вернешься... а теперь совсем никак не хочешь! Возвращайся, слышишь!
Он не слышал.
Ива утерла мокрые глаза и огляделась. Она уже пыталась снова просить Древо отпустить его, да только на сей раз с каменных ветвей не упало ни одного цветка, и Лиан все еще оставался во власти своего Пути. Не помогло и то, что он больше не сидел на троне, а лежал у его подножия на своем нелепом плаще их старого знамени.
– Что же мне делать?.. – Ива тихо всхлипнула. Рядом с ней не было никого – плачь сколько хочешь, но она все равно не позволила себе такой роскоши. Вместо этого положила ладонь на прохладный бедный лоб и запела.
Плывет-плывет лодочка, да по тихой воде
Завтра ты, лодочка, будешь нигде.
Будешь в краю, где ни ночи, ни дня,
Там, где мой милый не вспомнит меня...
Тонкий и нежный, голос ее уносился высоко, туда же, куда устремлялись ветви каменного дерева.
И на сей раз оно отозвалось.
Золотые лепестки один за другим осыпались вниз – крошечные, сияющие, похожие на диковинный снег из того мира, где, если верить легендам, жил невидимый народ. Когда они коснулись лица Лиана, его ресницы дрогнули, а губы беззвучно сложились в какое-то слово, которое Ива не успела понять. Утерев мокрые глаза, она склонилась над ним, замерла в ожидании, надеясь услышать еще хоть что-нибудь. Но Лиан глубоко вдохнул и с тихим стоном открыл глаза. Какое-то время он смотрел в пустоту, как слепой, потом заморгал и увидел Иву. Облизал пересохшие губы и попытался улыбнуться.
– Ты чего зареванная?
– Ничего! – она быстро встала и провела рукавом по лицу. – Тебе показалось. Вставай да пойдем отсюда. Жрать хочется.
В комнате с камином Ива раздула огонь в углях и повесила над ним котелок, еще на целую треть полный сытного варева из курятины и чечевицы. Лиан молчал, и ей все время казалось, что он вернулся не до конца, что рядом с ней сидит у очага вовсе не тот ласковый парень, который вез ее в своем седле через весь Закатный Край, а какой-то совсем другой человек, выходец из мира, где живет сказочный народ. В глазах у этого человека отражались золотые искры, которых не было более вокруг – словно они остались с ним навсегда. Впрочем... быть может, она просто слишком устала, вот и мерещился ей всякий вздор.
– Эта дверь, – словно между прочим спросила Ива, – на кой она тебе?
Лиан словно очнулся, посмотрел на нее пристально, как будто хотел понять, стоит ли разевать рот и тратить слова на разговоры.
– Я кое-что сделал там когда-то... очень давно. Теперь должен исправить.
– А если не исправишь? Мир поломается? – в едкой горечи этого вопроса не было ничего смешного, но Лиан улыбнулся.
– Он уже сломан, Ива. А я могу его... вылечить. Вернуть все, как было, в равновесие.
– Бабкины сказки! – сердито фыркнула она. – Бабкиных сказок ты наслушался, Сполох! Дитям малым такие брешут, а они и верят, но ты ж не из-под мамкиной юбки вышел!
Зря она тронула его мать... Не то это было место, где все ровно. И поняла-то свою ошибку сразу – по складке меж светлых бровей, по ушедшему в сторону взгляду – да поздно было: его собственная дверь, дверь его души уже захлопнулась, оставив все ответы внутри.
– Угу... сказки, – пробормотал он. – Наверное...