На плечи легла мягкая ткань, а шершавая ладонь, пахнущая древесным ароматом и табаком, аккуратно вытерла ее мокрые щеки. Она и не заметила, что они мокрые. Катя стянула края пледа, только сейчас понимая, что продрогла.
— Не плачь, Катенька, я не хочу, чтобы ты плакала, — сказал муж, глядя на нее своими черными глазами, а Катя мысленно изумилась, куда она смотрела раньше, потому что малыши были хоть и светловолосыми, как мама, глазенки у обоих были черные. Бусинками, как у щенков.
Клим тем временем сел на соседний камень, и Катя очень расстроилась, обнаружив, что ждала, как он сядет рядом. Но тот заговорил, сначала совсем тихо, и она даже дышать старалась реже, чтобы не помешать. «Дай ему выговориться». Что ж, пусть говорит.
— Мой отец и Асмоловский были бизнес-партнерами. Асмоловский захотел забрать его долю и заказал отца, их застрелили, отца и мать, мне тогда было восемь. Костя забрал меня и увез в Германию к деду, Костяну самому было только двадцать. Мой дед Марк потомственный немец, так что проблем с получением вида на жительство не возникло. И все это время я мечтал вернуться и отомстить, и однажды мы с Костей вернулись. Вот тогда и появился Клим Аверин. С легендой и документами.
Катя молча слушала, глядя как стремительно темнеет небо, а Клим тем временем продолжал:
— Костя сказал правду, я чуть ли не с рождения Клим. Мать хотела так меня назвать, но отец не согласился, да оно и правда звучало не очень. Клим Климов. В общем, я стал Климом Авериным. К этому времени Костя выяснил, что в гибели моих родителей виноват Асмоловский. И мы забрали у него «Мегаполис-Инвест», просто отжали, обычное рейдерство. Я даже для этого поработал его личным водителем. Но я так не хотел, я хотел его посадить за убийство, а доказательств у нас по-прежнему не было.
— Ты пришел в отдел из-за меня? — спросила Катя. Клим потер уголки глаз и ответил, усмехнувшись:
— Катя, можешь мне не верить, но во всей этой истории ты форс-мажор. Большой, можно сказать громадный форс-мажор, который никто не мог предусмотреть. И который мы не могли не учитывать. Я пришел в отдел как Клим Аверин, снял ту квартиру, ездил на мотоцикле. Меня никто не знал в лицо, исполняющим обязанности генерального я поставил Крайнего. А потом я увидел тебя в кабинете Чистякова, и с того самого момента мои планы накрылись медным тазом.
— Ты решил посмотреть на работу компании изнутри? — Катя изо всех сил демонстрировала нежелание влезать в дела мужа, но получалось не слишком правдоподобно.
— Нет, — покачал головой Клим, — но мне нужно было, чтобы именно так это выглядело со стороны. А заодно выяснить, кто стучит Асмоловскому. Я должен был быть доступен для него — рядовой менеджер, каждый день приезжающий в офис без охраны.
— Зачем?
— Чтобы спровоцировать его, Катя. Он собирался вернуть компанию, нам нужно было действовать быстро, и тут я пришел к тебе и увидел… — он запнулся, — увидел своих детей. И узнал, как ты меня ненавидишь.
— Почему же сразу не признался? — у нее зачем-то стучали зубы, хоть вечер был очень теплый.
— Я уже влюбился в тебя, Катенька, так влюбился, что жизни без тебя не представлял. Ещё в «Саламандре» влюбился, — добавил он, — когда ты сбежала… Что бы ты сказала мне, узнав, что я тот самый Александр?
— Послала бы и выгнала, — ответила Катя, не задумываясь.
— Вот потому я и хотел потянуть время. А потом у меня совсем крышу снесло, я видел, как ты любишь моих детей, я молиться на тебя был готов. Я сделал тебе предложение, но мне хотелось, чтобы ты влюбилась в меня сильнее. Мы бы встречались, ты привыкла бы, а потом я конечно бы признался, куда б делся, потому что жениться на тебе как Клим Аверин я никак не мог. Но тут появились Подкользины, и снова все планы рухнули.
Глава 32— Когда ты сказала, что на детей появились претенденты, я был уверен, что вопрос закроют быстро, — Клим брезгливо морщился, будто сами воспоминания были ему неприятны. — Но мы с Костей как в стену уперлись, не обойти, не подкопаться. Костян до последнего настаивал на том, чтобы нелегально переправить тебя через границу.
— «С ней так нельзя»? — вспомнила Катя. — Это ты ему сказал?
Клим невесело усмехнулся.
— Выход был только один, немедленно подавать иск на установление отцовства, чтобы заблокировать любые действия в отношении детей. Я пытался поговорить с тобой, но на тебя имя Александр действовало как красная тряпка на быка, ты вспыхивала как спичка. Я подослал Пашку, он умеет уговаривать. Клянусь, когда ты пошла к нему на встречу, мы хотели всего лишь получить твое согласие на анализ ДНК, но тебя буквально из-под колес выхватил охранник. У меня чуть сердце тогда не остановилось, и тогда Павел предложил тебе брачный договор.
— Он что его составил прямо в ресторане? — недоверчиво спросила Катя.
— Контракт составляли юристы «Мегаполис-Инвеста», как только я сделал тебе предложение, его подготовили. Пашке оставалось распечатать контракт в моем кабинете в ресторане.
— Так это твой ресторан?
— Твой. Уже твой.
Катя уронила голову на руки.
— Зачем? Как ты не понимаешь, что мне ничего этого не нужно?
— Мне нужно, Катя, — тихо ответил Клим, — впервые в жизни мне хочется отдавать. Я готов подарить тебе все, что у меня есть. Но тебе не нужны не только мои деньги. Тебе и я не нужен.
— Я не хочу об этом говорить, — сказала она, отведя взгляд, и Клим хмуро продолжил:
— Паша предложил тебе контракт, но ты отказалась выходить за меня замуж потому, что… собиралась за меня замуж. Я понял, какую яму сам себе вырыл, плюс ты решила бодаться с Подкользиными, нашла эту свою подругу-журналистку. А у нас счет шел на дни, Асмоловский не должен был узнать ни о тебе, ни о детях, потому что тогда у него появлялся способ взять меня за яйца, вас нужно было спрятать. Подкользина и Асмоловского крышевал один и тот же человек, я не мог больше уговаривать тебя, об Александре ты не желала слышать. Разве ты согласилась бы выйти за меня замуж? Только честно, Катя? Не стала бы воевать с Подкользиными, идти на телевидение и пытаться восстановить справедливость?
Она опустила глаза, потому что возразить было нечего, а Клим продолжал говорить:
— Я не мог позволить себе рисковать тобой, Катя. Я не хотел видеть тебя ни в больничной палате, ни на кладбище, мне нужно было делать тебя своей женой, забирать детей, менять документы и вывозить вас из страны. Костя по-прежнему настаивал на нелегалке, а я, — он вдохнул воздух полной грудью, — принял другое решение. Я знал, что после этого не могу надеяться ни на что, ты будешь меня ненавидеть, но зато ты станешь Климовой, моей женой и матерью моим детям, и я тогда смогу тебя защитить. Одного я не предвидел, Катя, — он замолчал, и она прошептала:
— Чего?
— Что ты до последнего не будешь ни о чем догадываться.
