— Ваш Хо-укинс мне совсем не нравится. У него несчастливое лицо!
— А у меня? — спросил Маркби с улыбкой.
— О, у вас — нет. У вас хорошее лицо. Очень хорошее! Но по-моему, вы много страдали. Я вижу по вашим глазам. Да, вы страдали, мой красавец полисмен! — Она похлопала его по плечу. — Я обязательно погадаю вам на картах. Я очень хорошо гадаю. Правда, сейчас у меня при себе нет карт. Вечером!
Маркби почувствовал примерно то же, что и Мередит раньше. Что бы Мириам ни нагадала ему, он предпочел бы этого не знать. А Мириам продолжала мерить его задумчивым взглядом.
— В чем дело? — спросил он.
— Ни в чем… На вашем табурете раньше любил сиживать бедный Алекс. Как грустно! Скажите… — она посмотрела на него в упор, — почему Хо-укинс так долго ищет убийцу Алекса? Бедняга! Ведь его убили в Лондоне!
— Вам придется спросить самого суперинтендента Хокинса. К сожалению, со мной он не делится.
— Да что вы! — Миссис Трофтон даже не пыталась скрыть разочарования. Потом она недоверчиво улыбнулась. — Ну конечно, вы ведь тоже полицейский, его коллега! Вы с ним, естественно, говорите о делах…
— Он ни за что не станет обсуждать со мной подробности дела. — Маркби подумал, что его довод для нее значит меньше всего. — Ведь я свидетель. К тому же здесь я нахожусь как частное лицо.
Как он и ожидал, Мириам только отмахнулась:
— Не станет обсуждать? Чушь! Конечно, вы говорите с ним, а он с вами… а вот мне вы ничего сказать не хотите…
Она вздохнула.
— Произошло еще одно убийство, — осторожно заметил Маркби. — Здесь, в Линстоне.
— Ах да, убили девушку… Но ведь она не имеет никакого отношения к Алексу? Ее убил грабитель. Такие огромные дома привлекают воров. Бедняжка, она его спугнула!
Неплохая версия — жаль, что не выдерживает критики.
— Скажите, вы были знакомы с Алексом и Рейчел до того, как они здесь поселились? — спросил Маркби.
— Нет, я их не знала! — сразу отчеканила Мириам.
— Вы с Алексом — уроженцы других стран; наверное, у вас с ним было много общего?
Миссис Трофтон явно не понравилось, что он тоже ее расспрашивает. Она вскочила с табурета:
— Я должна идти. У меня столько дел! До свидания! Вечером обязательно погадаю вам на картах!
Она быстро вышла, не забыв, однако, зазывно покачивать бедрами на ходу. Бокал с соком остался на стойке. Маркби медленно пил пиво и задумчиво смотрел ей вслед.
Мередит поспешила назад, в квартиру садовника. Ключ в замке повернулся легко и бесшумно. Замявшись на секунду, Мередит зашла внутрь и закрыла за собой дверь. Больше всего ее беспокоило, что она понятия не имеет, когда вернется Мартин. Правда, до обеда еще далеко. Остается надеяться, что садовник проявит сознательность и не бросит работу пораньше. Мередит посмотрела на часы. Она пробудет здесь двадцать минут, не больше, и сразу уйдет, независимо от того, найдет что-нибудь или нет.
Обстановка в квартире была спартанской, но вполне удобной. В гостиной не было ничего интересного: маленький телевизор, если не считать нескольких журналов по садоводству и старых французских газет и журналов, другого чтения нет. Никаких семейных фотографий, никаких сувениров, купленных родным и друзьям в Англии. То же самое — в крошечной спальне. Опрятная комнатка, почти монашеская келья.
Мередит нахмурилась. В безликости квартиры есть что-то неестественное. Как будто Мартин прилетел сюда с Марса. Ничто не намекало ни на его личные вкусы, ни на его прошлое.
Она вернулась в гостиную. В одной стене была пробита арка, отделенная от комнаты занавесом из синих пластмассовых бусин. Раздвинув занавес, она очутилась в кухоньке со сравнительно новым холодильником и довольно старой двухконфорочной газовой плиткой. На рабочем столе стояла миска с фруктами; в маленьком помещении приятно пахло свежемолотым кофе, чесноком и пряностями. Видимо, Мартин любит и умеет готовить.
Мередит снова раздвинула занавес и отправилась обследовать единственное еще не осмотренное помещение — ванную.
Наконец она увидела хоть что-то, подтверждающее ее догадки. В шкафчике над раковиной она нашла помаду, подводку для глаз, компакт-пудру и флакон с ярко-красным лаком для ногтей. Рядом стояла маленькая пластмассовая коробочка. Мередит осторожно открыла ее. На бархатной подушечке лежали накладные ресницы, похожие на толстых гусениц.
Мередит аккуратно разложила находки по местам и вернулась в спальню. Платяной шкаф оказался невстроенным; его прислонили к стене. Она отодвинула дверцу и раздвинула вешалки с одеждой. Да, вот оно — темно-синее платье с широким «квакерским» воротником. Правда, в тот роковой день на выставке цветов Мартин появился в другом наряде. Видимо, потом он от него избавился. Скорее всего, и платье, и шляпу он сжег вместе со старыми ветками и прочим садовым мусором.
Над отделением с вешалками имелась еще полка. Мередит пробежала по ней рукой, перебирая аккуратно сложенные стопки свитеров и фуфаек. Пальцы наткнулись на пластмассовую коробку. Ее содержимое оказалось на ощупь мягким и податливым; Мередит даже передернуло. Сняв коробку с полки и опасливо заглянув внутрь, она увидела женский парик темно-каштанового цвета…
И тут входная дверь щелкнула; снаружи послышались голоса. Вернулся Мартин — причем не один! Мередит испуганно прижала руку к груди. Выбора у нее не оставалось. Она забралась в шкаф, закрыла сдвижную дверь и скорчилась за грудой одежды.
Сначала, к своей досаде, она почти ничего не слышала. Подумав, она решила, что это к лучшему — значит, Мартин и его гость сидят в гостиной. Потом в кухне загремела посуда; запахло кофе. Мартин устроил обеденный перерыв и привел кого-то с собой за компанию. Жалко, что нельзя подсмотреть, кто пришел к садовнику.
Когда она услышала шаги, сердце у нее ушло в пятки. Кто-то вошел в спальню и остановился у самого шкафа! Она отчетливо услышала голос Мартина:
— Говорю тебе, я ничего не мог поделать!
Он не оправдывался, а как будто злился.
Гость прошел за ним в спальню и испуганно, встревоженно возразил:
— Она бы ничего тебе не сделала!
Мередит узнала по голосу Невила Джеймса.
— Я же тебе сказал, она приволокла с собой проклятую фотографию! Ты просто идиот… — В голосе Мартина послышалось презрение. — Зачем ты изрезал портрет матери? Маму надо уважать, — наставительно добавил он.
— Уважать?! — истошным голосом завопил Невил. — Да за что мне ее уважать? Моя мать — чудовище! Она… она похожа на осьминога: уворачиваюсь от одного щупальца, а она хватает меня другим!
— Подумаешь! Возьми да уйди от нее! Но ты ведь не можешь! Тебе духу не хватает! Mais enfin,[6]какое мне дело? И все-таки, если тебе захотелось поразвлечься с фотографиями, хотя бы уничтожь их потом! Не бросай в таком месте, где их может найти кто угодно!
