Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
В период расцвета своего творчества Харунобу создал множество гравюр с изображением юных девушек с полудетскими чертами, в разных ситуациях, но всегда словно отрешенных от действительности, задумчивых. За ним последовали другие художники, специализировавшиеся на изображении человеческих фигур, — женщин и актеров. Три выдающихся представителя этой группы — Тосюсай Сяраку (годы жизни неивестны, начало творчества ок. 1794), Тории Киёнага (1752–1815) и Китагава Утамаро (1753–1806). В начале XIX века качество гравюр стало намного хуже. Теперь их можно было, скорее, назвать плебейскими: стремление к массовому производству и ориентация на «общий вкус» привели к значительному упрощению рисунка. В XIX веке на хороших гравюрах обычно печатали пейзажи, в частности заслуженно прославленные произведения Кацусики Хокусая (1760–1849) и Утагавы Хиросигэ (1797–1858, работал под псевдонимом Андо Хиросигэ). Неизменной популярностью пользовались виды горы Фудзи и старой дороги Токайдо, соединяющей Эдо и Киото.
Гравюра укиё-э была отнюдь не единственной выдающейся художественной традицией эпохи Токугава. Официальным покровительством пользовалась школа Кано, стиль которой постепенно утратил изначальную пышную декоративность (запросы ее покровителей изменились, перейдя от демонстрации великолепия к нравоучениям). Тем не менее в Кано Танъю (1602–1674) школа обрела еще одного художника выдающегося таланта, вполне способного писать для представителей знати достойные их положения произведения искусства. Лидеры школы перебрались из Киото в Эдо. Школа Тоса, развивавшая средневековый стиль ямато-э, продолжала существовать в XVII веке при поддержке императорского двора, о далеких днях славы которого рассказывала в манере, несколько утрированной. Кроме того, появилось новое, представленное в основном непрофессиональными художниками направление бундзинга («живопись ученых»). Начало ему положили любители науки и искусства, ездившие в Китай в XVII — начале XVIII века. Мастера бундзинга специализировались на тонкой работе кистью и создавали нежные, изысканные картины в «южнокитайской» манере. Но настоящую свежесть вдохнули в мир искусства — теперь уже можно говорить об искусстве в чисто светском понимании — декораторы, работавшие в русле японской традиции, связанной с именами художников Хонъами Коэцу и Таварая Сотацу. Их последователи, братья Огата Корин (1658–1716) и Огата Кэндзан (1663–1743), создавали шедевры декоративного искусства в характерном национальном стиле. Ярким узорам Корина на тканях и предметах быта (складная ширма его работы с изображением ирисов на золотом фоне признана национальным сокровищем) вторили более сдержанные декоративные рисунки Кэндзана на чайных чашках, подносах и блюдах.
В литературе второй половины токугавской эпохи не было фигур, способных затмить достижения конца XVII — начала XVIII века, за исключением великих поэтов хайку Ёса Бусона (1716–1783) и Кобаяси Исса (1763–1818). Эдзима Кисэки (1667–1736) из Осаки, как и Сайкаку, писал в реалистической манере, но не обладал его изящным слогом и сочувствием к человеческому роду. Знаменитые «книги характеров» Кисэки, цветистые и пересыпанные остротами, как будто осуждают безнравственное поведение, особенно среди молодежи, но на самом-то деле оправдывают его. Третий выдающийся мастер юмористической зарисовки, Сикитэй Самба (1776–1822), создал живую и любопытную галерею портретов жителей Эдо в книгах «Современные бани» и «Современные цирюльни».
Роман, в отличие от юмористической зарисовки или «книги характеров», особенно сильно пострадал после смерти Сайкаку. Ведущим представителем жанра в позднюю эпоху Токугава был Дзиппэнся Икку (1765–1831), написавший длинный плутовской роман под названием Хидзакуригэ (или Токайдотю хидзакуригэ, «На своих двоих по Токайдоскому тракту»). Произведение публиковали по частям, и в свое время оно было очень популярно. Это история двух приятелей из рабочих слоев Эдо, Киты и Ядзи, которые решили оставить родной город (что более или менее пошло городу на пользу) и совершить неторопливое путешествие по великой дороге Токайдо до Киото. Роман состоит из комических приключений, которые случаются с ними по пути, и бесконечного потока острот. Однако юмор автора чересчур прямолинеен, а главные герои слишком банальны. Предназначенная для удовлетворения общественного вкуса, эта книга, как и поздние гравюры, представляет собой наглядный пример уничтожения истинного искусства массовым рынком.
Такизава Бакин (1767–1848) — еще один писатель, пользовавшийся при жизни неизменным вниманием читательской аудитории и, возможно, от природы имевший больше литературного таланта, чем Дзиппэнся Икку. Его ранние сочинения в стиле плутовского романа, в частности «Месть господина ловца блох, Манагоро Пятого», действительно забавны[138]. К сожалению, в основном Бакин предпочитал писать длинные респектабельные произведения, но парадоксальные приключения и невероятные повороты событий в них никоим образом не компенсируют чрезмерный объем и бесконечное конфуцианское морализаторство.
Особняком среди других авторов эпохи Токугава стоит Уэда Акинари (1734–1809). Он жил в Осаке и Киото, был профессиональным писателем и иногда… врачом. Молодость, проведенная в комфорте и удовольствиях, уступила место времени разочарований и горечи. Самая известная книга Уэды, Угэцу моногатари («Луна в тумане»), видимо, была написана примерно тогда, когда обстоятельства его жизни начали меняться. Возможно, это отчасти объясняет драматизм повествования, хотя своей блестящей формой оно обязано скорее отточенному писательскому мастерству, чем личным несчастьям. Угэцу моногатари состоит из коротких, порой причудливых историй, берущих начало в фольклоре, легендах и реальной истории. Рассказы, несмотря на немногословность, надежно удерживают интерес читателя, поскольку строятся вокруг захватывающей идеи, а автору мастерски удается воссоздать образ ушедшей эпохи. Отвернувшись от времени, в котором он жил, и требований общества и выбрав своего рода литературную эклектику в рамках национальной традиции, Уэда Акинари выражает важную особенность культуры среднего и позднего токугавского периода: тягу к соединению и сочетанию самых разных традиций, тенденций и интересов[139].
Интеллектуальная жизнь и образование
В японской интеллектуальной жизни, как и в светских тенденциях XVI века, господствовало конфуцианство. Буддизм все еще был в чести у народа и пользовался официальной поддержкой как достойная альтернатива христианству. Кроме того, система обязательной храмовой регистрации семей носила административный характер — без этого было бы невозможно проведение регулярной национальной переписи после 1720 года, но в интеллектуальном смысле буддизм пребывал в стагнации, хотя его традиции по-прежнему питали эстетику и литературу.
Конфуцианство в эпоху Токугава делилось на несколько школ, которые, впрочем, сходились во взглядах на роль личности в обществе в целом и на отношения между правителеми и подданными в частности. В связи с этим в большинстве случаев они представляли весьма консервативную политическую идеологию, отражавшую интересы и профессиональные требования возникшей самурайской бюрократии. Вместе с тем конфуцианское учение о верности и сыновней почтительности сформировало стандарт поведения во всех слоях общества и на всех социальных уровнях.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
