Она подняла руки вверх беспомощным жестом.
– Я хочу сказать – зачем тебе докапываться до этого? Может быть, тебе и следовало увидеть меня сегодня ночью? Может быть, тебе и следует слышать меня время от времени? Может быть, тебе следует разрешить мне помогать тебе, когда я могу? И может быть, все это происходит для того, чтобы ты пробудилась? Кто знает? Кому до этого есть дело? Тебе незачем беспокоиться об этом. Говоря обо мне, ты не станешь более сумасшедшей. Поверь мне. Ты становишься сумасшедшей потому, что не хочешь говорить обо мне.
Я не могла справиться со всем этим.
Меня охватила страшная тоска, которая грозила сожрать меня заживо. Я чувствовала, как она уже откусывает от меня маленькие кусочки.
Что происходило со мной?
И тут Уиллоу шагнула ко мне. Я чувствовала тепло света, падавшего из-за ее спины. Ее ванильный аромат наполнял мои ноздри, и это было так по-настоящему. Слезы покатились по моему лицу.
Я хотела, чтобы она была настоящей.
Я хотела увидеть свою сестру еще один раз.
– Ш-ш-ш.
Она дотронулась до моей щеки, и боль отпустила меня.
Она улетучилась, и ее заменило тепло, словно солнце касалось моей кожи.
– Уиллоу, – выдохнула я.
– Я знаю, знаю. – Она провела рукой по моей щеке и заправила за ухо прядь моих волос. – Я знаю, Мак. Правда, знаю. И я здесь. Я настоящая. Я всегда буду рядом с тобой.
Я все еще плакала.
– Но на самом деле тебя здесь нет. Я не могу смеяться с тобой, взрослеть с тобой. Я не могу – я так одинока, и ты знаешь это.
Я не знала, когда смогу прикоснуться к ней еще раз.
– Почему ты бросила нас?
Я не могла заставить себя произнести те слова, которые могли бы описать ее поступок. Но я могла снова видеть все это.
Мое лицо: темные глаза, золотые волосы, округлый подбородок.
Мое тело: изящное, тонкие руки, длинные ноги.
Мое сердце: прекрасное, разбитое, истекающее кровью.
И все это лежало на полу в ванной в луже крови.
Я снова лежала на полу. Моя ладонь была в луже ее крови, а мое лицо было повернуто к ней.
– Не нужно. Не нужно, Мак. – Она старалась утешить меня, вернуть меня к реальности. Ее руки продолжали дотрагиваться до моего лица, стараясь прогнать ужасные воспоминания. – Не вспоминай меня такой. Я была больна. Мне было тоскливо. Мне было больно, и я никого не попросила помочь мне. Я была больна, Маккензи. Я была больна. Ты не поймешь этого, потому что я никогда тебе об этом не говорила.
Но были признаки. Я знала, что были признаки.
Засохшая рвота в туалете.
Ее ночные упражнения.
То, как она плакала, не получив на экзамене высший балл. Она провела тогда в постели все выходные.
– Ты отгородилась от нас.
– Да. – Она смотрела мне в глаза, не отрываясь. Если я буду смотреть на нее, я не смогу видеть ее такой, какой она была в тот страшный миг. – Я была больна, Маккензи. Я не могу выразиться яснее. То, что я сделала, ужасно. Но сделанного не вернешь. Я не могу все исправить. Я не могу… – Она замолчала, и я увидела, что она плачет.
Могут ли привидения плакать? Могла ли она сделать это, кем бы она ни была?
Она шмыгнула носом и встряхнула головой, чтобы прогнать слезы.
– Я ни с кем не поговорила. Я не поделилась своими переживаниями, но ты должна сделать это. Ты должна говорить. Ты должна говорить обо мне. Ты не должна держать все в себе и подавлять свои чувства. Потому что это не приведет ни к чему хорошему. Я знаю, что ты не хочешь испытывать это горе. Я знаю, что ты не хочешь расставаться со мной. Но ты должна это сделать. Иначе ты станешь такой же больной, как и я. Я не хочу, чтобы ты была там. Поняла? Я не хочу, чтобы ты была со мной. Не ты. Это моя ноша. Не твоя. Я хочу, чтобы ты прожила долгую жизнь. Я хочу видеть, как ты выйдешь замуж. Я хочу видеть своих маленьких племянников и племянниц. Я хочу видеть, какими бы были мои дети.
Я схватила ее за руку и крепко сжала ее.
– Пожалуйста, пожалуйста, замолчи. Я не хочу, – простонала я.
Она не позволяла мне отстраниться. Не позволяла мне упасть. И чем дольше она говорила, тем сильнее меня охватывало горе.
Я не хотела делать того, что она мне велела. Я хотела остаться там, рядом с ней. Она была счастлива. Она танцевала. Она была жива. Ее сияние озаряло все вокруг, и мне хотелось только этого. Я не хотела думать о том, что ее больше нет.
Если я снова начну думать об этом, страшная тьма вновь опустится на меня. Я постаралась подавить эти чувства. В последние два месяца мне стало лучше. Все стало налаживаться.
– Нет, – резко сказала она. В ее глазах я увидела решимость. – Тебе не стало лучше. Ты притворяешься. И я не могу позволить тебе притворяться. Почувствуй мое присутствие. Скажи мне «прощай». И тогда… – Она стала растворяться в воздухе.
Мне стало холодно.
Свет постепенно гас. И тени возвращались.
Я уже не чувствовала запаха ее духов.
Песня стихла, и я слышала лишь тиканье часов в коридоре.
– Уиллоу! – закричала я.
Ее ноги растворились в воздухе.
И ее руки.
Ее лицо – я пристально смотрела ей в глаза. Я жаждала прикосновения ее пальцев к моему лицу, но она сказала:
– Ты должна сказать им, Мак. Ты должна сказать им.
И с этими словами ее пальцы исчезли.
И ее глаза.
Я осталась одна.
Но я слышала ее прощальные слова:
– Помни обо мне и береги эти воспоминания. Это последний шаг, Мак. Я люблю тебя…
Я опустилась на пол и разрыдалась. Моя грудь вздымалась от рыданий. Я чувствовала соленый вкус моих слез, и, не зная, что мне еще сделать, я поползла к тому месту, где она лежала тогда, словно это была та же ванная.
Я легла там, повернувшись лицом к ней.
И так я и заснула.
В тот день случилось много всего.
Я проснулась раньше Райана, вернулась в постель и легла рядом с ним.
Потом мы пошли в школу.
Робби приехал домой.
Мама и папа улыбались друг другу.
Я не знала, была ли Уиллоу на самом деле в той ванной, хотя я знала, что не стану мучить себя вопросами, пытаясь все это объяснить. Я всегда думала, что схожу с ума, но, когда утром я проснулась в объятиях Райана, я чувствовала себя немного более нормальной.
И мне стало немного лучше.
Глава 37
Зал был забит. Буквально.
