В такие времена я буквально теряла голос. Словно я страшно боялась сказать это, потому что мне было слишком стыдно.
– Маккензи? – Наоми подъехала на кресле поближе ко мне. – Что с тобой происходит? Она положила ладонь на мою руку. – Ты вся дрожишь.
– Мне становится легче.
– Я это знаю. – Я услышала гордость в ее словах. Она сжала мою руку. – У вас с Райаном все хорошо?
Я кивнула.
– Вы поехали на выпускной бал вместе? Я видела фотографии в местных газетах. Я не знала, что они это делают, но догадываюсь, что, когда речь идет о Райане Дженсене, такую новость пропустить нельзя.
– Он был королем бала.
Она отпустила мою руку и снова откинулась на кресле, устроившись поудобнее.
– А ты была королевой бала?
Я покачала головой.
– Кора была королевой.
– Ты рада за нее?
Я кивнула.
– Да. Она заслуживает этого. Она теперь одна из самых популярных девчонок.
– Если я правильно помню, ты приложила к этому руку, верно? Ты взяла ее под свое крыло, как Уиллоу брала тебя под свое. Я права?
Боже. У меня сдавило горло.
Это никогда не прекратится. В тот момент я осознала.
Я посмотрела ей в глаза, и слова вырвались у меня:
– Я никогда не смогу исцелиться, правда?
Ее горестный взгляд ответил мне. Но она сказала:
– Потерять близнеца – все равно что лишиться матери, или отца, или любимого человека. Я могу представить, что в некоторых отношениях будет еще хуже. Так что, Маккензи, пустота, которую ты ощущаешь, будет с тобой всю жизнь. – Она сжала губы и снова придвинулась ближе ко мне, так что наши колени почти соприкасались. – Я не думаю, что прошедший год должен был залечить твои раны или помочь тебе пережить смерть Уиллоу. Я думаю, в этот год ты училась справляться со своим горем. И я думаю, что ты проделала замечательную работу.
Но она не знала.
Никто не знал.
Кроме Уиллоу.
– Вы хотели поговорить со мной о предсмертной записке Уиллоу?
Ее глаза расширились от изумления. Я подняла этот вопрос, а не она.
– Да. Я хотела поговорить с тобой о ней все наши последние занятия, но боялась давить на тебя, когда ты только начала идти на поправку. – Она приблизила голову к моей голове. – Хочешь поговорить об этом сегодня?
Нет. Но я должна была сделать это.
– Уиллоу никогда не говорила, что чувствует себя загнанной в угол или безнадежной неудачницей. Она никогда не говорила о том, что хочет покончить с собой, но это тоже определенный знак.
– Существуют и другие признаки. Симптомы, которые ты перечислила, могут быть тревожными знаками, если присмотреться к ним поближе. Но иногда трудно видеть, что они собой представляют. Твои родители беспокоились о твоей сестре, но они беспокоились и о тебе. Переезд в другой город, когда придется идти в новую школу, может огорчить любого подростка. Но, Маккензи, ты не можешь винить себя за то, что не видела признаков.
Я покачала головой.
– Уиллоу никогда не говорила об этом.
– Возможно, но она это чувствовала. Она говорила о том, что она невидима, бесполезна, не в состоянии конкурировать с сестрой и братом. Я могу сказать тебе, что, если она даже не произносила этих слов, она чувствовала все это.
Наоми сменила тон. Она нахмурилась и на мгновение уставилась в пол.
– Меня смущает направление нашей беседы. Мне кажется, ты не веришь в чувства своей сестры. Но все это было написано в ее предсмертной записке.
Она снова взяла меня за руку. Обычно она избегала физических контактов с пациентами. Она даже не любила обниматься, чему я была рада. Я любила дотрагиваться до Райана и обнимать Робби, но этим все ограничивалось. Каким бы ни был мой прогресс за последний год, я все еще не любила физических контактов с родителями и всеми остальными. Я любила их, но проблема была во мне. С того дня, когда умерла Уиллоу.
В тот день я изменилась.
Все, кем я была до двадцать девятого июня, было стерто. Когда я лежала рядом с Уиллоу, это было так, словно она забрала мою боль, забрала с собой мои проблемы.
Я чувствовала, как это давит на меня. Я знала, что поделюсь этим, но прежде чем сделать это, мне было нужно постараться, чтобы Наоми меня поняла.
Я снова пробормотала:
– Она никогда ничего не говорила. Не об этом.
Наоми еще ближе придвинулась ко мне.
– Но ты говоришь. Ты пытаешься что-то сказать.
Да…
– Я в порядке, – сказала я ей.
– Нет, я знаю…
Она не знала. Я должна была заставить ее понять.
– Уиллоу мертва, а я жива. Я смеюсь. Я люблю. Я чувствую себя счастливой, но этот год был таким тяжелым. Временами я хочу быть с ней. Но я не могу этого сделать. Робби зависит от меня. Я нужна своим родителям. И у меня есть Райан. Я люблю его и знаю, что у нас с ним все будет хорошо. Мы будем счастливы. Конечно, у нас будут проблемы, и мы будем ссориться. Все проходят через это. Все отношения имеют свои взлеты и падения. Но у нас все будет в порядке. Я буду в порядке.
– Я знаю. – Но она все еще хмурилась, пытаясь понять, к чему я клоню.
– Я не спорю с вами о том, что чувствовала Уиллоу. Я знаю, ей было больно. Я просто не знала, насколько она страдала, и я жалею…
Я снова потеряла голос. Вдох, второй, третий, и я снова смогла говорить.
– Я жалею, что не видела большего. Я жалею, что не поговорила с ней, но я была занята собой. Я видела лишь то, что хотела видеть, и я никогда не думала…
Мой голос снова отказал. На этот раз мне пришлось ждать дольше. Тридцать секунд, и я снова заговорила.
– Предполагалось, что это должна была быть не она. Предполагалось, что это она, а не я была всеобщей любимицей. Это была ее всегдашняя роль. – Я снова повторила: – Она никогда не разговаривала. Но теперь говорю я.
Наоми выпрямилась, и на лице у нее появилось выражение ужаса. Но я схватила ее за руки, прежде чем она снова откинется в кресле. И я наконец сказала ей то, что скрывала ото всех.
– Я не знаю, как она нашла ее. Я не знаю, почему она оказалась рядом с ней. Но она не писала эту записку. Я не стала читать ее, потому что ее написала не Уиллоу.
Я отпустила руки Наоми и откинулась на спинку кресла, наконец, наконец чувствуя мир в душе, делясь своим последним секретом.
– Это была моя записка.
