Я была в восторге от реакции Райана. Но я наряжалась не для него. И не для себя.
Я нарядилась для Уиллоу.
И словно все стало казаться правильным, Райан шагнул ко мне, положил ладонь мне на затылок и, наклонив голову, поцеловал меня. Его губы были нежными и мягкими, и я закрыла глаза, позволив себе раствориться в его объятиях.
А потом мы поехали на бал.
И все кусочки мозаики сложились в моей душе.
Эпилог
– Маккензи.
Я вошла в офис Наоми и села в то самое кресло, в котором сидела последние десять месяцев. Я не хотела участвовать в этих сеансах. Я даже не хотела признаваться, что посещаю психотерапевта. Но все же я была здесь. Я пообещала родителям посетить шесть сеансов, а это был мой десятый сеанс. Я заслужила звезду.
Я кивнула в знак приветствия и сложила ладони на коленях.
Наоми секунду помедлила, вероятно, оценивая мою позу, а потом откинулась на сиденье кресла.
– Что происходит?
Я знала, что она имеет в виду, но притворилась, что не понимаю ее. Не знаю, зачем я это делала.
– Что вы имеете в виду?
Она улыбнулась и кивнула мне:
– Ты знаешь.
Вот такие у нас с ней были отношения. Она знала, что я знаю. Я знала, что она знает, что я знаю. И я все равно продолжала играть свою роль. И она мне позволяла.
Я никогда не хотела посещать эти занятия. Но за последние десять месяцев я перестала отгораживаться стеной от Наоми. И даже продолжала ходить к ней, когда это уже было не нужно. Но сегодня был особенный день. В этот день я расскажу всем, что именно со мной происходит, потому что до тех пор я не хотела отвечать на вопросы.
– О’кей. – Она выдохнула, откинувшись на кресле. – Скажи честно, что с тобой происходит?
Я никогда не хотела говорить об Уиллоу.
Из-за нее мои родители отправили меня на курсы психотерапии. Потому что я первая нашла ее. Я не знала, что она была в таком отчаянии. Там, безусловно, были какие-то сигналы. Но я не знала, как понять их. А для посторонних людей они ничего не значили.
Я кашлянула и прочистила горло.
– У нее часто менялось настроение.
Наоми нагнулась вперед.
– Это один из признаков, верно? – Я отвела взгляд в сторону.
– Да. – Уголком глаза я видела, что она кивнула. – Ты наблюдала за признаками или просто догадывалась?
Мне не нужно было гадать.
– Она постоянно впадала в ярость, злясь буквально на все. Я думала, это из-за нашего переезда.
– Да, я вижу, почему ты была сбита с толку.
Но я еще не закончила.
– Она отгородилась и ото всех остальных.
– Да. Ты упоминала об этом.
– Она порвала с Дьюком, но я думала, что это тоже было связано с переездом. А потом Серена сказала мне, что Уиллоу перестала разговаривать и с ней.
– Серена была…
– Лучшей подругой Уиллоу, – пояснила я. – Я не знала об этом, но Серена рассказала мне, когда они приехали сюда несколько месяцев назад.
– Верно. Ты упоминала о том, что они приезжали.
Мне захотелось рассмеяться, но смех застрял у меня в горле. Я не рассказывала Наоми о том вечере со Стефани Уиттс. И не потому, что хотела скрыть это от нее. Просто мне нужно было самой все обдумать. Стефани Уиттс не удалось навредить мне. На самом деле она даже помогла мне. И я не собиралась больше думать о ней.
– Она очень много спала, а иногда по ночам… она занималась на тренажерах. Иногда спала всего два часа. А иногда она могла проспать днем двенадцать часов.
– И это настораживало тебя?
Я покачала головой:
– Я думала, у нее расстройство пищевого поведения. Я не знала, что она подумывала о самоубийстве. Она никогда… – Мое горло снова сжалось. – Она не была неудачницей, не размышляла о том, чтобы умереть, не чувствовала себя загнанной в угол, не считала себя бременем, испытывая невыносимую боль…
Я продолжала перечислять список симптомов. Это мучило меня с тридцатого июня прошлого лета.
– Я просто думала, что у нее расстройство пищевого поведения, и я не принимала его всерьез. Я думала, ей помогут. Я просто думала…
Как я могла все это объяснить?
Наоми подалась вперед и положила руки на колени.
– Маккензи, я тебя не понимаю.
Ее голос был спокойным. Он всегда был спокойным. Она немного помолчала, словно не зная, что сказать. Но я знала, это не так. Психотерапевты всегда знают, что сказать. Они понимают многое из того, о чем мы даже не догадываемся. Они понимают нас, даже если мы сами себя не понимаем.
Ведь это так?
А потом Наоми снова заговорила, и ее голос был мягким и деликатным, словно она убеждала меня открыться ей.
– Я не упоминала о предсмертной записке твоей сестры, но я знаю, что ты читала ее. Твои родители рассказали мне об этом. Она лежала рядом с ней, когда она… когда ты… – Она откашлялась. – Когда ты нашла ее. Твоя мама сказала мне, что ты держала ее в руке. Но ты не хотела говорить об этом. Я думаю…
Да, Наоми. Скажи мне, что ты думаешь. Скажи мне, как я должна горевать, и самое главное, скажи мне, как мне рассказать правду о самом страшном дне моей жизни. Скажи мне это, пожалуйста.
Я была в ярости, но ни одно из этих слов не произнесла вслух. Я сидела, как статуя, отвернувшись, и на моем лице было обычное каменное выражение.
Да, некоторые раны стали затягиваться. Да, внешне я вела себя, как нормальная. Моя жизнь изменилась. Она не стала лучше. Я не могла сказать, что мне стало лучше без моей сестры. Но это было совсем другое.
Были дни, когда я чувствовала себя хорошо. Были дни, когда я была уверена, что наконец смогу быть счастлива. Были дни, когда я чувствовала себя сильнее, чем прежде. Но были и дни, когда мне так не хватало Уиллоу, что мне хотелось свернуться в клубочек и расплакаться. Были дни, когда пустота внутри меня болела так нестерпимо, что я была уверена, что на самом деле потеряла легкое, или печень, или половину сердца. В такие дни я понимала, какую невыносимую боль испытывала она.
Но было все еще одно, чего никто не знал. Кроме Уиллоу.
Из-за этого временами я думала, будто нахожусь в параллельном мире. Если я буду думать об этом, мой мир рухнет. И я не знала, как я смогу жить после этого. Но я должна была сегодня рассказать все об этом.
Десять месяцев занятий с психотерапевтом. Почти год после смерти Уиллоу.
Я выздоровела. Я стала сильнее. Я очень старалась, но эта вещь все еще преследовала меня. Может быть, это было настоящей причиной того, что Уиллоу преследовала меня? Она уже не так часто бывала рядом со мной, но я все еще ощущала ее близость. И я всегда знала – она хочет, чтобы я сказала правду. Но это пугало меня.
