Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Во всяком бою бывают раны. А он вел бой – с картошкой, свеклой, луком, капустой, морковью… Видите, как много врагов?
А он один!
А его руки, которые милиционер гражданин дядя Горшков считал золотыми, оказались деревянными – ничего они не умели делать.
Только резались – словно нарочно лезли прямо под острие ножа.
И странно было Владику всем этим заниматься. Еще вчера был он беззаботным человеком, слонялся себе по улицам, делал что хотел (то есть ничего не делал)…
И вдруг… Суп. Передник… И все руки в крови.
– Ой! – вскрикнула Лёлишна, войдя на кухню. – Эх ты, неумейка!
– Только не ругаться, – предупредил Владик, – надоело. Лучше похвали. Или молчи.
– Конечно, ты молодец. В общем. Йод у вас есть? Вскоре Владик сидел в углу на табуретке, разглядывая свои руки, покрытые темно-коричневыми пятнами, а Лёлишна ловко чистила овощи.
– Ничего я не понимаю, – вдруг сказал Владик, – жил я, жил, не тужил – и вот тебе…
– В том-то и беда, что не тужил. А тебе надо тужить, обязательно надо.
– Почему?
– Сам должен понять почему.
– Включаю мозговую систему на полную мощность, – сказал Владик. – Думаю. Но – не понимаю.
– Еще подумай.
Владик осторожно склонил голову набок, словно прислушиваясь к тому, что в ней происходит, поморщился и сказал:
– Плохо моя мозговая система действует.
– А ты не торопись, – посоветовала Лёлишна. Через несколько минут Владик обрадованно крикнул:
– Есть! Я единственный мужчина в семье. Это раз. Я настоящий мужчина. Это два. Значит, я должен тужить? А ты кто? А тебе надо тужить? Ты единственная женщина в семье? Настоящая женщина, да? Здорово моя мозговая система работает, а?
– Не знаю. На вопрос ты не ответил.
– Отвечу когда-нибудь. Когда подумаю побольше. Тяжело все это. – Владик вздохнул. – И ничего уж не поделаешь. – Он опять вздохнул, еще громче. – Зато и в колонию не попаду. В общем, буду жить и тужить на полную мощность.
Сказал он это таким жалобным тоном, что Лёлишна чуть не рассмеялась.
– Тебе хорошо, – завистливым тоном проговорил Владик, – ты девчонка. Ты все умеешь. Ты тужить умеешь.
ВЫСТУПАЕТ ГРИГОРИЙ РАКИТИН!
ОН ЗАДУМЫВАЕТ НОМЕР, КАКОГО ЕЩЕ НИКОГДА НЕ БЫЛО НИ В ОДНОМ ЦИРКЕ МИРА!
Горшков шел торжественно.
Он был абсолютно уверен, что Григорий Васильевич, увидя, как живет Владик, близко к сердцу примет его судьбу.
И поможет.
И тогда и ему, Горшкову, станет легко и радостно.
– Я ведь Владика ровно родного сына жалею, – сказал Горшков, – просто подумать боюсь, что опять парень со шпаной свяжется.
Но не знал Горшков, что теперь он уже не один заботится о судьбе бывшего Головешки.
Увидев нежданных гостей, Ксения Андреевна посмотрела на них испуганно.
– Ничего, ничего не случилось, – сразу успокоил ее Горшков. – Вот привел к вам на предмет знакомства гражданина артиста-фокусника. Может, он вашим Владиком подзаймется.
– Спасибо вам, – растроганно сказала Ксения Андреевна, – только не понимаю я… Народ у нас с утра до вечера теперь. Суп вот сварили. Давно я домашнего не ела. Одежду Владику переделали. Тут вот вы пришли.
– Все идет правильно, – удовлетворенно произнес Горшков. – Так и должно быть. Давно я об этом мечтал.
Григорий Васильевич сидел задумчивый, молчал, а потом вдруг спросил:
– А вы бывали в цирке, Ксения Андреевна?
– Была когда-то. А когда, уж и не помню. Владик вот недавно ходил, так рассказывал. Особенно про львов и про фокусы.
– Работать буду, телевизор купим, – сказал Владик. – Там тебе и цирк, и футбол, и кино с концертами.
– Ну, ждать, когда ты работать будешь, долго, – сказал Григорий Васильевич, – а цирк вы, Ксения Андреевна, скоро увидите.
– Ходить-то ведь я не могу.
– Организуем, – загадочно произнес Григорий Васильевич. – Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
И, церемонно откланявшись, он ушел.
И слышно было, как, закрыв за собой дверь, засвистел веселую песенку.
– Магомет, – задумчиво проговорил Горшков, – гора. Магомет не идет, гора идет. Ничего не понимаю.
– Это пословица такая, – сказала Ксения Андреевна, – я по радио слышала. Это значит: если кто-то к кому-то не идет, так тот сам прийти должен.
– Почти понятно. Только – почему бы прямо не сказать? Все у них, у артистов, с выкрутасами. Но будем надеяться, что не подведут. Ни горы, ни Магометы.
А Владику было и радостно, и тревожно. Почему радостно, это вы, конечно, понимаете.
А тревожно ему было оттого, что жизнь его менялась. И менялась резко. А резко менять привычную жизнь так же трудно, как на большой скорости резко сворачивать в сторону. Вдруг навернешься?
Словно догадываясь о состоянии Владика, Горшков сказал:
– Конечно, враз-то трудно по-новому жить начинать. Но постепенно привыкнешь. Если Магомет к горе не пойдет, она на него обвалится.
Случайно взгляд его упал на окно, и Горшков встал и начал внимательно следить за тем, что происходило во дворе.
И Владик встал рядом.
Увидели они нечто непонятное.
Григорий Васильевич разгуливал по двору, словно измеряя его шагами, останавливался, оглядывался.
– Дом, что ли, он тут строить собирается? – спросил Владик.
– Или деревья сажать? – спросил Горшков.
Но Григорий Васильевич ни дом строить, ни деревья сажать не собирался.
Он задумал номер, какого еще никогда не было ни в одном цирке мира.
Следующий номер нашей программы называется
ПЕРЕНОС!
Это был самый веселый из всех переездов, какие я только видел в своей жизни.
А видел я их немало: и как заселялись восьмидесятиквартирные дома, и стоквартирные, и такие, в которых число квартир и сосчитать на глаз невозможно.
А однажды я видел, как заселялся сразу целый квартал.
Но переезд Лёлишны с дедушкой – это всем переездам переезд!
На помощь пришли цирковые артисты, и рабочие, и даже музыканты.
Да еще ребят собралось видимо-невидимо.
Да Горшков явился с двумя милиционерами.
– Безобразие, феноменальное безобразие, – сказал дедушка. – Сколько людей тратит время и силы на меня и на тебя. Получается, что мы сплошные тунеядцы. Потрясающие лодыри. Что мне нести?
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
