Туше...
— Значит, Мелисса действительно тебя шантажировала.
— Она была умна и рассчитывала на яркое, блестящее будущее. — Рио повернула голову, и я увидела, что она подняла соболиную бровь. — Тебе не кажется, что она вполне могла кого-нибудь шантажировать? Она мне нравилась. Я видела себя в этой девочке. — Рио подмигнула. — Вот почему я согласилась быть ее покровительницей.
Я нахмурилась. У Мелиссы уже был покровитель — Деклан из «Кровавого трилистника».
— Вижу, этими сведениями с тобой никто не поделился. — Рио поцокала языком. — Наверное, тебе покажется занятным, что у нее был не один, не два, а целых три покровителя! Само собой, я, а еще Граф и Деклан. И должен был появиться еще один, только он не успел об этом сообщить.
Спина у меня затекла.
— Не говори, я сама угадаю: Малик аль-Хан.
— Ого, а ты даром времени не теряла. — Рио хмыкнула. — Только я имела в виду другого нашего гостя — того француза.
Нужно было кое-что прояснить.
— А когда ты согласилась быть ее покровительницей — до или после того, как она решила продать тебе эти сведения?
— Конечно до! — Рио облизнула губы. — Я заявила о своих намерениях уже довольно давно.
Я едва не забыла, что происходит в нескольких футах от меня, но тут послышался приглушенный стон, и я в ужасе глянула на сцену: Алый Поэт развлекался тем, что покрасивее укладывал девушку на крышку саркофага. Он осклабился, сверкнув всеми клыками, и запрокинул жертве голову, чтобы стало видно горло, после чего принялся старательно поправлять ее длинные локоны, заслонявшие публике обзор.
Музыка зловеще сгустилась.
— Так что это были за сведения? — спросила я.
Рио вздохнула:
— Может быть, крошка-сида, ты мне об этом расскажешь, когда выяснишь. К сожалению, Мелиссу заставили замолчать прежде, чем она мне об этом поведала.
Понятно! Рио играла в свои игрушечки только для того, чтобы вместе с остальными вампирами попользоваться чарами, которые я ищу. И на самом деле не могла сообщить мне ничего нового.
Раздалась барабанная дробь, Алый Поэт воздел руки, а плащ у него за плечами эффектно вздулся.
— Посмотри эту сцену, это самая лучшая часть представления! — Рио возбужденно напряглась.
Музыка оборвалась. Публика едва не повскакала с мест от предвкушения.
В грудь Алому Поэту вонзился деревянный кол, всплеснулся фонтан крови...
Вспыхнул ослепительный свет, сцену заволокло дымом.
Я ошарашенно заморгала. Вот так вот запросто взяли и закололи протагониста осиновым колом?!
Дым рассеялся, и показались две фигуры, сплетенные в страстном объятии. Снова заиграла музыка, на сей раз трогательная и романтичная. Фигуры разомкнули объятия, спаситель девушки отбросил с ее лица длинные каштановые локоны и улыбнулся, сверкнув клыками. Оба рассмеялись и поклонились публике, разразившейся бурными аплодисментами.
— Какой чудесный миг! — Рио вздохнула от удовольствия, софиты погасли, и театр погрузился во тьму.
Рио рывком приподнялась, перекатилась на спину, и я стукнулась лопатками о пол.
Свет снова загорелся, и я увидела, что Рио стоит надо мной на четвереньках.
— Счастливый конец... — промурлыкала она, глядя на меня сверху вниз. — Ты ведь тоже любишь, чтобы все хорошо кончалось, правда?
Я сунула руку в карман, дрожа от страха:
— Ты этого хочешь?
Рио показала язычок:
— Все мы надеемся, что все кончится хорошо.
— А эта актриса, она тоже может надеяться на то, что все кончится хорошо? — свирепо спросила я.
— Не сомневаюсь. Всем нам нужна надежда, крошка-сида, иначе зачем жить? — Она наградила меня воздушным поцелуем. — Отбери у нас надежду, и ничего не останется. — Она сверкнула клыками, улыбнувшись так же, как и спаситель девушки, и начала наклонять голову.
— Даже если надежды уже нет, всегда остается месть! — Я прижала к ее груди серебряное приглашение.
Рио завизжала и отпрыгнула, словно ошпаренная кошка, отчаянно замахав руками. Потом челюсть у нее отвисла, и она сползла на пол в обмороке. Я разинула рот от изумления: между пальцами у меня вился дымок, а в горле запершило от запаха паленой кожи — и Рио, и моей.
Ну и дела. Такой бурной реакции я не ожидала. Кашляя, я повернулась, готовая встретить взгляд публики, — зрители пялились на меня так, словно это было продолжение спектакля. Я стиснула кулаки. А вдруг они разберутся, что это не представление?
Затем с места поднялась изящная белокурая вампирша в платье в стиле двадцатых годов, расшитом бисером.
Элизабетта, глава кровного клана Золотого Клинка.
Я сама не поняла, как узнала ее, хотя никогда раньше не видела.
Скверно.
Вампирша грациозно склонила голову и негромко зааплодировала.
Остальные зрители присоединились к ней.
Колени у меня ослабели от облегчения. Я сунула приглашение обратно в карман, вытерла губы тыльной стороной кисти и пробормотала:
— Спасибо, Рио, мы славно поболтали.
В общем, занавес.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Оказавшись наконец в пустом коридоре, я вздохнула, словно гора с плеч свалилась. Неужели Рио собиралась меня укусить? Неужели она была готова так просто пойти против Графа, нарушить гарантии безопасности, которые он мне дал? Или это тоже был такой спектакль? Я скривилась, увидев на ладони красный след от ожога, а потом глянула на часы. До встречи с Аланом Хинкли оставалось еще больше часа — времени много, можно еще кое-что разузнать... только я уже была сыта по горло игрой в сыщиков и вампирскими приставаниями. Запретив себе бежать, я с достоинством зашагала к запасному выходу, и стук собственных шпилек казался мне выстрелами в спину.
Каких-нибудь пятьдесят футов — и я на свободе.
Но мне это не удалось.
Непонятная размытая тень налетела на меня и притиснула спиной к стене. Меня придавило мускулистое тело, ледяная ладонь зажала рот. Горло у меня перехватило — прямо перед глазами оказался знакомый черный самоцвет в бледном изящном ухе.
Пряный аромат щекотал мне ноздри, Малик держал меня, молчал и не двигался, но глядел он куда-то в сторону, словно чего-то ждал. Свет потускнел, коридор заволокло сумраком, ничего было не видно, словно мы потерялись — непонятно где или вообще нигде.
Мне пришло в голову, что в таких случаях положено отбиваться, но телу это оказалось неинтересно.
— Похоже, Женевьева, сегодняшний вечер выдался у тебя на редкость неудачным. — Малик говорил тихо-тихо, челюсть под бледной кожей едва двигалась. — Дальше будет только хуже.
