«Думаю, – сказал Сандер, – не все украинцы такие. Конечно, в семье не без урода…»
«Увы, от таких уродов чаще всего и рождаются уроды. Вы любите Бродского?» – спросил Залман.
«Конечно, он – прекрасный поэт».
Залман порылся в книжном шкафу, достал оттуда папочку, перевязанную тесемочками, и вынул из нее несколько листов с отпечатанным на машинке текстом. Он протянул их Сандеру и сказал: «Эти стихи Бродский написал, когда Кучма подписал соглашение с НАТО. Его такое предательство по отношению к России возмутило предельно. Никогда никто не включал эти стихи в его собрание сочинений. Но, не прочитав этого, нельзя понять украинцев и то, что ими движет сегодня. Читайте».
Сандер вчитывался в незнакомые стихи поэта и чувствовал, как холодок пробегает у него по спине:
Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой,
Слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,
Время покажет «кузькину мать», руины,
Кость посмертной радости с привкусом Украины.
То не зеленок – виден, траченный изотопом,
Жовто-блакытный реет над Конотопом,
Скроенный из холста, знать, припасла Канада.
Даром что без креста, но хохлам не надо.
Горькой вошни карбованец, семечки в полной жмене.
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
С залитыми глазами жили как каторжане.
Скажем им, звонкой матерью паузы метя строго:
Скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря – в мундире,
По адресу на три буквы, на стороны все четыре.
Пусть теперь в мазанке хором гансы
С ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, суп выбирая в чаще,
А курицу из борща грызть в одиночку слаще.
Прощевайте, хохлы, пожили вместе – хватит!
Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит.
Брезгуя гордо нами, как оскомой битком набиты,
Отторгнутыми углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом, вашего хлеба, неба
Нам, подавись вы жмыхом, не подолгом не треба.
Нечего портить кровь, рвать на груди одежду,
Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях покопом.
Вас родила земля, грунт, чернозем с подзомбом,
Полно качать права, шить нам одно, другое.
Эта земля не дает, вам, калунам, покоя.
Ой, ты левада, степь, краля, баштан, вареник,
Больше, поди, теряли – больше людей, чем денег.
Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза
Нет на нее указа, ждать до другого раза.
С Богом, орлы и казаки, гетьманы, вертухаи,
Только когда придет и вам помирать, бугаи,
Будете вы хрипеть, царапая край матраса,
Строчки из Александра, а не брехню Тараса[98].
Сандер снял текст на мобильник и на том они распрощались с ребе Залманом. В отель он поехал на такси, вслушиваясь в ночную перекличку пожарных машин, разноголосье полицейских сирен и какой-то напряженный гул, пронизавший Одессу, переживавшую в ту майскую ночь вторую Хатынь.
Пропавшие миллиарды
Экспертиза документов, которые принес Навайло, показала, что все они – подлинные, за исключением записи переговоров с наркобароном. Банковские переводы после того, как в Dresden Bank и в денежных погребках в Цюрихе были обнаружены 50 миллиардов, скорее всего принадлежащих Путину либо кому-то из его окружения, уже были рассекречены Сандером и его командой экспертов в ДНБ. Появление же в печати бланка БНД с орфографической ошибкой должно было рвануть, как мина, и взорвать все собранные Сандером доказательства. Уж тут потешились бы не только русские, но и немцы, которые бы дали «неграмотным янки» урок правописания на примере слова Bundesnachrichtendienst.
Роббинс связался со своими коллегами из ЦРУ, которые сразу же после бегства Януковича обосновались в СБУ, и попросил их дать ему объективку на Навайло. Те подтвердили, что предложение продать «единственный комплект БНД» действительно поступило из окружения Кучмы и что полковник Навайло после реформы КГБ Украины работал в СБУ у Деркача при Кучме. «Ну, пусть наши украинские друзья проверят, не работает ли этот полковник в КГБ до сих пор», – ответил им Роббинс.
В Одессе Навайло больше не появлялся. В Киеве, провожая Сандера в аэропорт, Роббинс сказал, что полковник арестован и уже дает показания. Как оказалось, он работал на СВР с момента распада Советского Союза. Без ведома своего начальства в СБУ он добавил к пакету документов, хранившихся у Деркача, фальшивку с грифом БНД, изготовленную в Москве. К этому Роббинс добавил, как бы в свое оправдание: «Я же говорил, что такую подставу вполне могли вам устроить русские».
Сандер летел домой в смятенных чувствах. Он всегда был далек от политики и теперь уже жалел о том, что оказался в нее втянутым. «Кого мы поддерживаем на этой Украине, – думал он. – Таких подонков, как тот, что кричал мне в лицо “Жидяку на гиляку!”, а завтра устроит погром, где погибнут тысячи таких, как рабби Залман? На дворе XXI век, а они сжигают заживо людей только потому, что они посмели думать иначе! И может быть русские правы, что не допустили такого в Крыму, который был уже обречен на кровавый погром? И, если об этом знали в Белом доме, то, что стоят все речи Обамы о защите свободы и демократии в Украине?».
…Дома в Арлингтоне его ждала вся его семья, теперь уже вместе с Лизой. Сандер позвонил Бриггсу и сказал, что ждет дальнейших указаний. «Указание одно, – сказал Бриггс. – Прилетай на пару дней в Майами вместе с Лизой. Мы тут обо всем поговорим по нашим делам. А затем я предоставляю вам небольшой отпуск. Оформить ваш брак в Америке проще всего в Лас-Вегасе. Вам там уже заказан отель, ну и все другое. Не забудьте только взять в вашей мэрии лицензию на брак[99]. Жду вас завтра.
Новые откровения Дядьки
Как и договорились в Москве, Андрей устроился на работу в отделении USB News во Флориде. Стив Гардинг дал ему наилучшие рекомендации, посетовав, что Эндрю предпочел работать не в Москве, а на родине. После смерти отца и знакомства с его завещанием Андрей всерьез задумался о том, где же его настоящая Родина. Ответ на это он мог найти, только узнав точно, кто же все-таки убийца его отца, и по чьему приказу он действовал. Из Москвы его торопили – перед тем, как окончательно заменить отца, надо было пройти весьма подробный инструктаж в Ясенево. Заодно ему сообщили, что Лиза теперь знает, кто ее шеф в Майами.
