После обеда мы с Илзи играли на кухне в разные игры, а кузен Джимми помог нам сварить сливочные конфетки. Ужин у нас в тот день тоже был великолепный, но никто не мог много съесть после такого грандиозного обеда. У тети Ивы болела голова, а тетя Рут сказала, что не понимает, зачем Элизабет делает сосиски такими жирными. Но остальные были в хорошем настроении, и тетя Лора создавала приятную обстановку. Ей отлично удается создавать приятную обстановку. А когда все кончилось, дядя Уоллес сказал (это еще одна традиция Марри): «Подумаем несколько мгновений о тех, кто уже ушел от нас». Мне понравилось, как он это сказал — очень торжественно и сердечно. Это был один из тех моментов, когда мне бывает приятно, что в моих жилах течет кровь Марри. И я подумала о тебе, дорогой папа, и о маме, и о бедном маленьком Майке, и о прапрабабушке Марри, и о моей старой бухгалтерской книге, которую сожгла тетя Элизабет, ведь эта книга была для меня совсем как человек. А потом мы все взялись за руки и спели «За доброе старое время»[59], прежде чем все разъехались по домам. Я больше не чувствовала себя чужой среди Марри. Мы с тетей Лорой вышли на крыльцо, чтобы их проводить. Тетя Лора обняла меня одной рукой и сказала: «Когда-то давным-давно мы стояли вот так же с твоей мамой и провожали гостей после Рождества». Под полозьями отъезжающих саней скрипел снег, за деревьями звенели бубенчики, а на крыше свинарника искрился в лунном свете иней. И это все было так прелестно (и бубенчики, и мороз, и громадная сверкающая снежная ночь), что пришла вспышка, и это оказалось самым замечательным.
Глава 21
«Романтично, но неприятно»
Причиной одного из событий, произошедших в Молодом Месяце в ту зиму, стало то, что Тедди Кент как-то раз сделал комплимент Илзи Бернли, а это не совсем понравилось Эмили Старр. Впрочем, подобного рода события в прошлом не раз приводили даже к падению империй.
В тот день Тедди катался на коньках по льду замерзшего озера Блэр-Уотер и взял с собой Илзи и Эмили, чтобы они по очереди тоже могли «поскользить», держась за него. Ни у Илзи, ни у Эмили коньков не было. Никто не интересовался Илзи настолько, чтобы купить ей коньки; что же до Эмили, то тетя Элизабет не одобряла подобных развлечений для девочек. Девочки из Молодого Месяца никогда не катались на коньках. Тетя Лора выдвинула революционную идею о том, что катание на коньках стало бы хорошим физическим упражнением для Эмили и вдобавок обеспечило бы сохранность подметок ее зимних ботинок, которые она протирает, «скользя» по озеру. Но ни один из этих аргументов не оказался достаточно убедительным, чтобы заставить тетю Элизабет изменить ее мнение, несмотря на бережливость, унаследованную ею от Бернли. И все же второй аргумент заставил ее распорядиться, чтобы впредь Эмили по льду не «скользила». Эмили приняла запрет близко к сердцу. Она с безутешным видом слонялась по Молодому Месяцу, а в письме отцу написала: «Я ненавижу тетю Элизабет. Она ужасно несправедливая. Она никогда не ведет честную игру». Но однажды в дверь кухни Молодого Месяца просунул голову доктор Бернли и грубовато спросил:
— Что это за разговоры я слышу, Элизабет, насчет того, будто ты запретила Эмили кататься на льду?
— Она протирает подметки ботинок, — отвечала Элизабет.
— Ботинки! Да к чер… — Доктор вовремя вспомнил, что находится в присутствии леди. — Пусть девочка катается сколько хочет. Ей следует постоянно находиться на свежем воздухе. Ей следует, — доктор свирепо уставился на Элизабет, — ей следует спать на улице.
Элизабет задрожала от ужаса. Она боялась, как бы доктор не принялся настаивать на этой неслыханной практике. Ей давно было известно, что он принадлежит к числу сторонников самых радикальных идей насчет лечения как больных туберкулезом, так и тех, кого считают склонными к этому заболеванию. Так что она предпочла умиротворить его, позволив Эмили проводить дневные часы на открытом воздухе, занимаясь тем, что считается полезным для нее… лишь бы он больше упоминал о том, чтобы девочка оставалась там и на ночь.
— Он гораздо больше заботится об Эмили, чем о своем собственном ребенке, — с горечью заявила она Лоре.
— Илзи слишком крепка здоровьем, — сказала тетя Лора с улыбкой. — Если бы она была болезненным ребенком, Аллан, возможно, простил бы ее за… за то, что она дочь своей матери.
— Ш-ш-ш, — сказала тетя Элизабет. Но она сказала это слишком поздно. Эмили, входившая в ту минуту в кухню, услышала слова тети Лоры и потом весь день в школе размышляла над ними. Почему Илзи надо прощать за то, что она дочь своей матери? Любая девочка — дочь своей матери, разве не так? В чем же тут преступление? Эти вопросы так взволновали Эмили, что она была невнимательна на уроках, и мисс Браунелл обстреливала ее со всех сторон своими саркастическими замечаниями.
Но нам пора вернуться на озеро Блэр-Уотер, где Тедди только что совершил вместе с Эмили великолепный громадный круг по льду. Илзи ждала своей очереди на берегу. Золотистые волосы обрамляли ее лицо и сверкающей волной падали на лоб из-под маленького полинялого красного берета: одежда Илзи всегда была линялой. Жгучий поцелуй ветра окрасил ее щеки алым румянцем, а ее глаза сверкали точно янтарь, в котором горит огонь. Тедди как прирожденный художник сразу отметил ее красоту и пришел в восторг.
— До чего Илзи красивая, правда? — сказал он.
Эмили не была завистлива. У нее никогда не вызывали досады похвалы в адрес Илзи. Но эта похвала ей почему-то не понравилась. Тедди смотрел на Илзи слишком восхищенно. Все дело было — так полагала Эмили — в блестящей челке, падающей на белый лоб Илзи.
«Будь у меня челка, Тедди, возможно, нашел бы, что я тоже красива, — подумала она обиженно. — Хотя, конечно, черные волосы не так хороши, как золотистые. И лоб у меня слишком высокий… так все говорят. А на рисунке Тедди я казалась красивой, потому что он пририсовал мне спереди несколько локонов».
Воспоминание об этом эпизоде продолжало терзать душу Эмили. Она не могла не думать о нем, пока брела домой по искрящемуся под лучами зимнего солнца заснеженному полю. И ужинать она не могла — а все потому, что у нее не было челки! Ее давнее тайное желание обзавестись челкой, казалось, внезапно достигло апогея. Обращаться с просьбами к тете Элизабет, разумеется, было бесполезно — Эмили это прекрасно знала. Но, собираясь в тот вечер ложиться спать, она влезла на стул, чтобы увидеть маленькую «Эмили в зеркале», а затем подняла слегка вьющийся конец своей длинной косы и приложила ко лбу. Результат — по меньшей мере, на взгляд Эмили — оказался весьма привлекательным. В голову ей вдруг пришла мысль: что, если она сама подстрижет себе челку? На это потребуется всего лишь минута. А когда челка будет подстрижена, что сможет поделать с этим тетя Элизабет? Она очень рассердится и, несомненно, придумает какое-нибудь наказание. Но челка уже будет… во всяком случае, пока волосы снова не отрастут.
