Ответная нота была выше, поэтому он переместил деревянную бусину на дюйм выше и опять тихонько коснулся металлической палочкой контура. Теперь звуки были похожи, и шар пламени, казалось, исчез, хотя он засветился опять, когда звук растаял в воздухе.
– Я верю, у нас получится, – сказал он напряженно. – Еще раз.
Две ноты – одна в Лондоне, другая в Греции, прозвучали опять, теперь почти в унисон; пламя стало тусклым, отливая взбаламученной мутной серостью, и пока контур все еще звенел, Романелли осторожно коснулся шарика и передвинул на толщину волоса дальше. Теперь ноты звучали в унисон, и там, где раньше было пламя, теперь была дыра в воздухе, в которую он мог видеть маленький участок земляного пола. Когда двойной звон стих, странный сверкающий шар пламени вновь появился.
– Так держать! – взволнованно сказал Романелли. – Я могу отчетливо видеть. Ударь опять, когда я скажу тебе, и я его перешлю.
Он взял ланцет и блюдо и повернулся к лежащему на кровати – тот был без сознания. Романелли поднял обмякшую руку, сделал надрез на пальце и поймал быстрые капли крови на блюдо. Когда он получил пару ложек крови, он выпустил руку и обернулся к свече.
– Сейчас! – сказал он и ударил по контуру палочкой. И еще раз был получен ответ, и когда пламя свечи опять стало дырой, он опустил палочку, обмакнул свои пальцы в блюдо с кровью и, взмахнув руками, отправил брызги крови через дыру.
– Прибыл? – спросил он, и его пальцы приготовились к следующей попытке.
– Да, – ответил голос с другой стороны, пока нота не отзвучала и не вспыхнуло яркое пламя, – четыре капли, прямо в чан.
– Превосходно. Я позволю ему умереть, как только услышу, что у вас все получилось.
Романелли наклонился и задул свечу.
Он сел и стал задумчиво смотреть на спящего. Найти этого молодого человека – действительно удача. Он именно то, что нужно для их целей: пэр Британского королевства и – возможно, из-за своей хромоты – застенчивый и замкнутый, почти не имеющий друзей. И во время учебы в Харроу он очень кстати опубликовал сатиру, которая вызвала раздражение некоторых влиятельных лиц, в том числе и его благодетеля лорда Карлайла. Теперь все охотно поверят, что он и в самом деле мог пойти на такое преступление, которое его заставят совершить Романелли вместе со своим британским ка.
– Доктор Ромени и я – мы выдвинем тебя из неизвестности, – сказал Романелли тихо. – Мы сделаем твое имя знаменитым, лорд Байрон.
* * *
Клоун Хорребин и доктор Ромени пристально смотрели на ванну размером с гроб с тускло клубящимся магическим раствором, в котором темнели, затвердевая, капли крови где-то на среднем уровне и где сейчас начала разрастаться система прекрасных красных тканей, связываясь друг с другом.
– Через двенадцать часов это уже будет узнаваемый человек, – тихо сказал Ромени, он стоял так спокойно, что даже совсем не подпрыгивал на пружинных подошвах, – а через двадцать четыре часа он уже сможет говорить с нами.
Хорребин переступил на ходулях.
– Подлинный британский лорд, – сказал он задумчиво. – Крысиный Замок уже удостаивали посещением выдающиеся личности, но молодой лорд Байрон здесь будет первый, – даже под слоем грима Ромени заметил усмешку, – пэр королевства.
Доктор Ромени улыбнулся:
– Я ввел вас в высшие сферы.
Несколько мгновений длилось молчание.
– Ты уверен, что мы и впрямь должны осуществить этот бессонный проект, то есть не спать вообще завтра ночью? – жалобно захныкал клоун. – Я всегда сплю по десять часов в гамаке, или у меня будут ужасные боли в спине, а с тех пор как мой проклятый папаша, – он указал на высушенную голову Теобальдо в нише окна над ними, молча наблюдавшую за всем происходящим, – сбросил меня на землю, боли стали вдвое сильнее.
– Мы будем дежурить посменно, четыре часа сна каждые восемь часов, – напомнил ему Ромени, – вполне достаточно, чтобы ты не сдох. Вот его жаль, – добавил, кивая на ванну с раствором, – он будет все время бодрствовать и будет все время кричать.
Хорребин вздохнул:
– Послезавтра все это кончится, и мы наконец сможем отдохнуть.
– Возможно, ближе к вечеру. Мы будем упорно работать над ним по очереди всю завтрашнюю ночь и весь день после. К вечеру у него не останется собственной воли, потом мы позволим ему денька два побыть на виду, потом дадим ему инструкции и этот миниатюрный пистолет и отпустим его. Затем мои цыгане и ваши нищие выйдут на работу, и примерно через час мой человек в Государственном Казначействе объявит, что пятая часть всех золотых соверенов в стране – фальшивые, мои капитаны совершат набег на Английский Банк. И затем, когда наш мальчик Байрон проделает свой трюк, страна фактически будет поставлена на колени. Если Наполеон не будет в Лондоне к Рождеству, я буду очень удивлен. – И он удовлетворенно улыбнулся.
Хорребин потоптался на своих ходулях.
– Ты... действительно уверен, что это будет улучшение? Я не против устроить хорошенькую встряску, но разумно ли уничтожать до конца эту страну?
– Французами легче управлять, – сказал Ромени. – Я знаю, я имел с ними дело в Каире.
– А-а... – Хорребин затопал к дверям, но остановился и заглянул в ванну, где красные нити уже образовали некое подобие скелета. – О Боже, это отвратительно, – заметил он, укоризненно покачал головой в клоунском колпаке и удалился из комнаты.
Доктор Ромени тоже уставился на то, что происходило в этом колдовском тигле.
– О-о, – сказал он спокойно, – есть вещи куда хуже, Хорребин. Скажешь мне через месяц – так это или нет, удалось ли тебе найти вещи и похуже.
* * *
Утром во вторник, двадцать пятого сентября, Дойль стоял у прилавка табачного магазина Вэзарда, пытаясь выбрать приемлемый табак, и пока он так стоял в задумчивости, он понял, что невольно прислушивается к разговору рядом.
– Да, конечно, он настоящий лорд, – сказал лавочник средних лет. – Он напился как свинья, ведь так?
Его собеседник засмеялся, потом вдумчиво сказал:
– Я не знаю. Скорее он выглядел больным... или чокнутым, да, пожалуй что так.
– Он элегантно одет.
– Да, но он скорее похож на актера в костюме лорда в мюзик-холле. – Он покачал головой. – Если бы не все эти золотые соверены, которые он разбрасывает... но, пожалуй, он это делает, чтобы вызвать интерес к этому чертову спектаклю... Так ты говоришь, что слышал об этом лорде... как его зовут? Бриан?
– Байрон. Он написал небольшую книжку, где высмеял всех современных поэтов, даже Литтла, к которому я сам неравнодушен. Этот Байрон – один из университетских умников.
– Да сопляки они все, надутые маленькие ублюдки.
– Вот-вот, я и говорю, все они такие! Ты видел его усы?
Дойль, весьма озадаченный всем этим, решил уточнить:
