— Левый бок. Я напоролась на что-то, когда провалилась.
Уэбстер попытался заглянуть в отверстие с той стороны, о которой говорила Лайза, Но освещение оказалось слишком слабым. Он ощутил легкий металлический привкус в воздухе, который мог означать только одно — кровь.
— Что там? — спросила Лайза. Ее лицо было в нескольких сантиметрах от затылка майора.
— Не могу разглядеть. Но кровь определенно есть.
Вязкие красные капли стекали по ногам Лайзы и падали вниз, на траву.
На едва слышные звуки от падения этих капель тут же среагировали антенны. Одна капля шлепнулась на кончик усика, вызвав у насекомого удивление, которое сменилось узнаванием и алчным возбуждением. Да, сомнений не осталось, именно этого оно ожидало столько лет!
Лайза провалилась в дыру над плотной массой растений, которые распространились почти по всему второму уровню. Для множества существ, живших там, эта растительность стала домом, и источником пищи.
Потревоженный таракан собирался карабкаться по этим растениям вверх.
— Вот что, Лайза, — сказал Уэбстер. — Не причинив вам боль, мы вас отсюда не вытащим. Увы, у нас тут не хватает многого, что помогло бы в самых разных ситуациях, в том числе в этой.
Сильная боль и потеря крови ослабили ее дух. Лайза застонала.
— Я надавлю на ваш бок, чтобы отодвинуть от острого края, а Уэйнхаус будет тянуть вверх. Договорились?
— Д-да, — выдохнула Лайза.
Уэбстер приложил ладони к ее грудной клетке, а Уэйнхаус просунул руки ей под мышки.
— Приготовиться. Раз, два…
Лайза вскрикнула.
Она вскрикнула так громко и так близко от уха Уэбстера, что тот ослабил давление на ее бок и сделал полшага назад. Он взглянул на Уэйнхауса, но тот не делал никаких движений.
— Что… Лайза, что случилось? — спросил Уэбстер.
Крики женщины превратились в истошные вопли истязаемого животного, прерываемые пронзительным звуком, напоминающим скрежет металла о металл, ее лицо страшно исказилось.
— Лайза! Лайза!
Левая нога оказалась в пасти двухметрового таракана, и он с жадностью трудился над лодыжкой.
Плоть, кости, кровь скользили по жвалам, уже подобравшимся к голени.
— Боже! — Истошный крик. — Помогите! — молила она сдавленным голосом. Вцепившись в шею Уэбстера, Лайза притянула его к самому лицу.
Стоя у термитника, Лора закрыла ладонями уши сына, но это не помогло. Захлебывающиеся крики и душераздирающие мольбы о помощи заполняли все пространство — подобно тому, как окровавленная нога Лайзы заполняла отверстую пасть таракана. Насекомое уже подбиралось к колену, Лайза чувствовала каждый скребок челюстей, смыкающихся все выше. Кость голени треснула, обнажив мягкую субстанцию костного мозга, — ощущение было такое, будто каждый ее атом вытягивают из Лайзы рыболовным крючком.
Потом таракан стал тянуть вниз. Он хотел приблизить к себе добычу.
Уэбстер видел, что Лайза уходит все глубже в отверстие, и велел Уэйнхаусу снова ухватить ее под мышки. Уэйнхаус напряг все силы и потянул.
Когда они уже решили, что страшнее кричать невозможно, в воплях несчастной зазвучало беспредельное отчаяние. Лайза, казалось, обезумела. Они не видели выхода и молились, чтобы этому кошмару пришел конец. Уши заполнял поток звуков, как будто все они стояли по шею в ревущей горной реке.
Гаррет не выдержала. Она подбежала к Уэбстеру и, стараясь перекрыть вопли и стоны, крикнула:
— Майор, это надо остановить!
Впервые с тех пор, как она увидела Уэбстера, этот человек потерял самообладание:
— А мы что, по-твоему, пытаемся сделать, мать твою?
И в этот момент появилась вторая тварь.
Первый таракан не мог бы долго хранить в тайне свою добычу и именно поэтому так решительно взялся за дело. Он был настолько поглощен пережевыванием ноги, что не заметил жестких колючих лап, раздвигающих заросли. Второе насекомое воспользовалось этим обстоятельством и вцепилось жвалами в другую ногу Лайзы.
Внезапно она затихла. Боль по-прежнему жгла ее, как раскаленный металл, но сверхнапряжение легких и горла дало о себе знать. Легкие не могли выталкивать воздух в том же объеме, а голосовые связки уже были не в силах вибрировать в ослабевшем потоке. Крики Лайзы стали бесшумными, и это дало основание другим подумать, что положение улучшается.
От потери крови стали отказывать жизненно важные органы. От ног остались пропитанные кровью обглоданные кости, бессильно свисающие с потолка, словно голые древесные сучья. Кровь стекала по челюстям, кости хрустели, отдавая остатки мозговой массы. Да, Лайза затихла — она была почти мертва.
— Что происходит? Ей лучше?
— Откуда, черт возьми, нам знать? — сказал Уэйнхаус, едва не плача от страха и бессилия.
Уэбстер глядел в Лайзины глаза и понимал, что происходит с ней. Как солдат, которому приходилось видеть смерть на поле боя, он узнавал это постепенное разглаживание черт перед самым концом.
— Лайза, Лайза?
Не отдавая себе отчет в том, что делает, он встряхнул ее и почувствовал, каким податливым и легким стало тело Лайзы. Майор медленно разжал руки, и она ушла в дыру чуть глубже — иззубренный край, впившийся в бок, не дал ей провалиться.
— О Господи, она умерла! Умерла! — Уэйнхаус зарыдал.
Майк посмотрел на Лайзу и рухнул рядом с ней на колени. Он попытался обнять ее, но Уэбстер потянул его назад.
— Надо уходить отсюда, — сказал он. — Немедленно уходить. — Он повысил голос. — Всем собраться у термитника!
Глава 62
— Стало быть, они на новой территории, и они живы, — сказала Джейкобс.
— Похоже на то, — согласился Тадж.
— А откуда вы знаете, что вот это — не они? — спросил Миллс, указывая на сигналы других датчиков движения.
— Нравится это ему или нет, но каждый, кто сюда входит, непременно получает маркировку, хотя он может этого и не знать. — Тадж подошел к наружной двери и показал на прибор, напоминающий видеокамеру, направленную на вход в лифт. — Видите эту штуку? Это не камера, а ЛМУ — лазерное маркировочное устройство. Каждому из вас оно помещает на шею, пониже затылка, невидимую метку, а потом мой компьютер считывает вашу ДНК и проверяет вас по базам данных ФБР, ЦРУ, Интерпола ну и так далее.
— Ни хрена себе… — пробормотал Миллс.
— А потом следящее устройство каждые три секунды фиксирует, где вы находитесь, так что мне даже известно, сколько времени вы на толчке сидите. Вот, смотрите, это — мы. — Они увидели четыре светящихся пятна на объемной модели БРЭВИСа. — Классно?
— А почему их метки отличаются от наших? — спросила Джейкобс.
