мать находилась на кухне, заканчивая готовить ужин.
– Какого черта, Сет?
Он пожал плечами.
– Я знаю, что ты далеко не так глупа, как хочешь казаться. Хотя думаю, ты поверхностна и пуста. У тебя глаза, в которых имеются острые когти.
Какое-то время я не сводила с него глаз, гадая о том, не смотрят ли на меня так и все остальные. Не смотрит ли на меня так и Калеб.
– Это сексуально, – добавил Сет. – Но думаю, мой брат этого не ценит.
Я залилась краской и отвела взгляд. Он еще никогда не говорил со мной так долго и подробно. Я не понимала, клеится он ко мне или оскорбляет меня. И подумала, что, возможно, и то и другое. Я никогда не видела его с женщиной и решила, что он один из этих не испытывающих интереса к сексу мужчин, которые больше заняты своей карьерой, чем поисками той, которая согреет его постель.
– Почему ты не встречаешься с женщинами?
– С чего ты это взяла?
– Ты никогда никого не приводишь сюда… и никогда ни о ком не говоришь.
Он фыркнул.
– А ты замечала, какой прием моя мать оказывает женщинам, которых мы приводим домой? – В чем-то он был прав. О приеме, который она оказала Оливии, Лука рассказала мне сама. Она ненавидела эту женщину почти так же сильно, как ее ненавидела я сама. Но Оливию было легко возненавидеть, а Лука была по-настоящему милой женщиной, если узнать ее поближе.
Я небрежно махнула рукой.
– Со мной она всегда ведет себя любезно.
Он рассмеялся.
– Это потому, что ты очень похожа на нее. Надо думать, она испытывает разумный страх перед такой же стервой, как она сама.
У меня отвисла челюсть.
– Что в членах вашей семьи есть такого, что они говорят все, что думают? Это так грубо.
Он перегнулся через подлокотник дивана и заговорщицки подмигнул мне.
– Тебе стоило бы попробовать делать то же самое. Хотя очень занятно сидеть и наблюдать, как твои мысли отражаются у тебя на лице, но никогда не облекаются в слова.
У меня не было слов. Увидев выражение моего лица, Сет расхохотался.
– Не беспокойся, Леа. Я сохраню твой секрет. Людям ни к чему знать, что под твоими красивыми волосами скрываются мозги.
Я пристально смотрела на него, стиснув подлокотник моего кресла. Я была сердита… и невероятно возбуждена. Калеб всегда говорил ровно столько, чтобы ты подпала под его обаяние и одновременно гадала, что именно он имеет в виду. А Сет извергал из себя правду, как самый большой гейзер в Йеллоустонском национальном парке извергает горячую воду – чересчур много, чересчур быстро и с чересчур большим напором. Неудивительно, что никто никогда не разговаривал с ним.
– Ты просто говнюк, ты это знаешь?
Он пожал плечами и снова повернулся к телевизору.
– Да, мне об этом говорили. Но я хотя бы вижу тебя. А мой брат видит только твои волосы.
Я встала, но его следующие слова заставили меня снова сесть.
– Я все ждал, когда же ты вспомнишь, – сказал он.
– Вспомню что?
Он устремил на меня такой откровенный взгляд, что я вздрогнула.
– Что мы с тобой переспали.
Если бы я держала в руке бокал, то сейчас выронила бы его. Мой взгляд тут же переместился на Калеба. Но, к счастью, он не слушал наш разговор.
– О чем ты? – прошипела я.
– Расслабься, – небрежно ответил он. – Это было давно.
Я напрягла память, пытаясь вспомнить его лицо. Неужели я не вспомнила бы его сразу, если у нас был секс? Вероятно, нет, не вспомнила бы. Я занималась сексом со множеством мужчин, которых почти не знала. Но если это и впрямь было так… то почему он ждал так долго, прежде чем сообщить мне об этом?
– Ты вешаешь мне лапшу на уши, – говорю я.
– Вовсе нет. – Он небрежно покачал головой. Как будто мы разговаривали не о сексе, а о том, что он ел на обед.
– Ты приходила в мой номер в отеле. Это было в выходные после четвертого июля шесть лет назад. Мы познакомились в том маленьком баре на Флорида-Киз.
Я едва не лишилась чувств. Шесть лет я и правда ездила на Флорида-Киз вместе с сестрой и несколькими моими подругами. Чтобы одновременно отметить мой день рождения и уик-энд.
– Как ты можешь это помнить, если этого не помню я сама?
– Насколько я помню, ты тогда была здорово пьяна.
О боже, я помнила, что в том баре познакомилась с парнем. Он танцевал со мной, а затем перешли улицу и пошли в его отель. Неужели это и впрямь был Сет? Возможно ли это?
– Не рассказывай…
– Не рассказывать об этом моему брату? – перебил меня он. – Да, я так и подумал, что ты не захочешь, чтобы он об этом узнал. Мой рот на замке. – Он сделал вид, будто запирает свои губы на замок и выбрасывает ключ.
Как такое может быть? Если Калеб узнает…
Нет, он ничего не узнает. Ведь и Сету, и мне было что терять. Я кивнула ему.
– Спасибо.
* * *
После того дня я старалась свести свое общение с Сетом к минимуму. А он подходил ко мне всякий раз, когда мы где-то оказывались вместе.
Я одновременно сгорала от стыда и чувствовала себя польщенной. Он всегда, понизив голос, отпускал язвительные замечания по поводу моих цепких глаз или моих цензурных мыслей. Иногда, когда мы с ним бывали в одной компании, ведущей общую беседу, он говорил: «А что об этом думаешь ты, Леа?» или «Мне бы хотелось знать мнение Леа на этот счет». И мне приходилось отвечать. А когда никто нас не слушал и не смотрел в нашу сторону, он всякий раз говорил непристойности. Слушая его, я так густо краснела, что Калеб поглядывал на меня с тревогой и затем спрашивал, в чем дело. Только Сет мог заставить меня покраснеть. Из-за этого мне казалось, что нас с ним связывают тайные товарищеские чувства. И я не могла не думать о том, не был ли он прав, когда сказал, что Калеб не видит меня. Видит ли меня Калеб – и видят ли меня другие?
Во время суда надо мной Сет являлся почти на каждое заседание. Я была рада его нежданной поддержке, и в то же время она ставила меня в тупик. Она не бросалась в глаза, но я ощущала ее… он всякий раз сидел слева, в самом заднем ряду. Калеб был рад его присутствию. Их отношения всегда были напряженными. Надо думать, пропасть
