вас, барон, — маркграфиня улыбнусь ему. И тут же стала с удовольствием пить из неё. А так как простая глиняная кружка была тяжела для женской руки, она взяла её двумя руками, вовсе не думая о том, что мокрая простыня, прикрывавшая её, сползёт вниз и откроет её грудь полностью. Но женщина даже и не подумала вернуть простыню на место, она с наслаждением продолжала пить пиво из кружки, а Волков стоял рядом и делал вид, что ничего предосудительного во всём этом нет. Подумаешь, принцесса сидит перед ним в лохани для купания с голой грудью, что ж тут такого?
«Роль камеристки, может быть, даже и интересна».
И только когда принцесса напилась и отдала ему кружку, она подняла полотно из воды и прикрыла грудь, при этом едва заметно улыбалась и кивала ему:
— Спасибо вам, барон.
Он вышел за ширму, а потом вышел и из её покоев, и уже на балконе остановился и допил то пиво, что осталось в её кружке. Проглотил и не заметил. Ох, как ему стало жарко ещё там, у лохани, а тут даже захотелось снять ну хотя бы кирасу с горжетом и поножи. Теперь, после того как он увидал её, ни о чём другом ему и не думалось. Ни о мёртвых бабах за стеной, ни о медных тазах, что начали носить из купальни люди Вилли, ни о подходе к замку его товарища Брюнхвальда. А фон Готта, что начал ему что-то говорить, генерал и вовсе не слышал, так как голова его была занята всего одной мыслью: «Уж не могло быть такого, чтобы это произошло случайно. Она знала, что я всё вижу, и даже не попыталась прикрыться, словно хотела, чтобы так случилось. Пила себе пиво, хоть грудь была вся на виду».
Что ж, от незамужней женщины всякого можно ждать, тем более от молодой вдовы. Пусть даже и от невесты. Она явно пыталась его… ну, хотя бы заинтересовать. И это было лестно барону. А то, что её наречённый жених — близкий родственник его сеньора… Так то генерала не сильно волновало. Подумаешь! Тем более, что жених её был совсем молодой человек, едва ли не годившийся ей в сыновья.
Волков молча сунул в руку солдату пустую кружку из-под пива, а сам, облокотившись на перила балкона, стал глядеть вниз, но вряд ли что мог там рассмотреть, да он и не пытался, так как голова его была занята только маркграфиней. Только ею.
Глава 30
Прошло ещё немного времени, Волков даже немного остыл и уже стал смотреть, как солдаты спускают по лестнице очередное огромное зеркало, но принцесса снова его позвала, и когда он вошёл, женщина попросила его:
— Барон, подайте мне простыню.
Он вспоминал её грудь? Ну что ж, теперь он мог рассмотреть и всё остальное, так как маркграфиня встала в лохани во весь рост, абсолютно не стесняясь своей наготы. О… Теперь он всё мог увидеть. И эти необыкновенно красивые плечи, и полную грудь, и живот… И самый низ живота, который она и не думала хотя бы рукой прикрыть, и крепкие её бёдра.
И увидев, что он замешкался от неожиданности и не может отвести от неё глаз, она с улыбкой добавила, указывая рукой.
— Барон, простыня на столе лежит. Вон она.
И, не дожидаясь, стала вылезать из купальни. Тут уже барон пришёл в себя, схватил со стола простыню, что лежала между чистой одеждой и книгами, и развернул её, а женщина повернулась к нему спиной, предоставляя ему возможность накинуть простыню ей сзади на плечи. Он так и поступил и несколько мгновений, как бы случайно, держал руки на её плечах, чему женщина вовсе не противилась. Потом она всё-таки повернулась к нему лицом и сказала ему с несомненным волнением в голосе:
— Я знаю правила, барон.
— Правила? — он немного растерялся, так как не понимал, о чем говорит маркграфиня. — О каких правилах вы говорите, Ваше Высочество?
— О правилах благодарности, — всё так же с волнением говорила она. — Каждая спасённая от людоеда или дракона принцесса обязана отблагодарить спасшего её рыцаря, — и принцесса добавила, словно оправдываясь: — Так пишут в рыцарских романах.
Она стояла так близко к нему, что он на своём лице чувствовал её дыхание, и на её желанном теле была всего лишь одна мокрая простыня, да ещё полотенце на волосах.
— Значит, вы знаете правила? — повторил Волков и, уже не стесняясь, положил руки на её плечи. Он с удовольствием привлёк бы её к себе, уж больно желанным было крепкое тело молодой женщины, да побоялся поцарапать ей кожу о свои доспехи. — Ну что же… Я надеюсь, награда будет щедрой…
И он ещё не договорил, а женщина, поднявшись на цыпочки, сама… сама прижалась своею грудью к его кирасе и сама же поцеловала его в губы. О, как сладок был этот поцелуй. Его словно молния пронзила.
«Надо звать фон Готта! И побыстрее!».
Да, именно это он и подумал. Сам он от доспеха избавиться, конечно, мог, но к тому времени, как такое случилось бы, у любой принцессы пропало бы всякое желание, и она скорее всего ушла бы, так его и не дождавшись. А оруженосец его словно услыхал и, постучав по косяку двери, произнёс:
— Генерал!
— Ну что вам, фон Готт? — Волков только тут оторвался от её удивительных губ.
— Полковник идёт! — сообщил оруженосец.
«Как не вовремя!».
Ведь он уже собирался разоблачиться от доспеха. А она, угадав его настроение, сразу отошла к столу и стала вытирать себя простынёй и говорить ему:
— Если вам нужно, так ступайте.
— Да, мне нужно встретить полковника. Но я…
А она уселась на стул и, взяв со стола чулки, начала надевать один из них. Она подняла одну ногу, и от движений её грудь покачивалась, а она, чуть краснея от его пристального взгляда, успокоила его:
— Не волнуйтесь, барон, ступайте, раз нужно, ваша награда от вас никуда не денется.
Брюнхвальд мог бы, конечно, и подождать, пока он взял бы от маркграфини причитающееся ему, но для этого нужно было ещё разоблачиться от лат. В общем, как ему того ни хотелось, но женщину он решил оставить на какое-то время. Но перед этим он, уже на правах обладателя, подошёл к ней и поцеловал женщину в губы, не постеснявшись
