Тщетно обшаривали морское дно водолазы, которых со всей поспешностью привез зафрахтованный Адмиралтейством торговый клипер из Глазго. Все, что у ученых было, – это огромный труп Хозяина, который невероятно быстро разлагался.
Надо было спасать ситуацию. Корабельный плотник спешно нарастил дно телеги. Десяток матросов, замотав лица шарфами, перекатили тело на большой кусок парусины и выволокли на берег. Мертвого морского властелина, закутанного в плотный кокон, положили в повозку со льдом, и Герберт во главе небольшого отряда помчался через остров в Сторновей.
Он заплатил огромные деньги рыботорговцу за краткосрочную аренду портового склада. Труп великана, скрытый от любопытных глаз под слоями непроницаемой ткани, перегрузили в просторный бассейн для рыбы, завалили его глыбами льда, но все напрасно. К утру вонь разложения накрыла поселок.
Обеспокоенные жители, закрывая носы, обступили пакгауз. Прикрывались кто чем мог: надушенными платками в меньшинстве, а чаще холстинами, натертыми чесноком. Все, чем располагал Герберт, – пятеро матросов с «Карлика» и два револьвера Уэбли: у него и у старшего команды. Никакой связи с материком не было, а местный комиссар заперся в своем кабинете и появляться на пристани не спешил.
Разведчик метался между сторновейцами и пребывающими в смятении матросами. Моряки замотали лица тряпками на манер аравийских бедуинов. Им был дан однозначный приказ не допускать внутрь склада посторонних, но все прекрасно понимали: собравшуюся толпу остановить малыми силами не удастся. Обстановка накалялась. Герберт взывал к патриотизму, но это понятие для жителей Гебрид и приезжего южанина-сассенаха имело почти противоположный смысл.
Сквозь толпу возбужденных сторновейцев протолкался старейшина местной Церкви Шотландии. Пока Герберт изъяснялся с преподобным Александром, толпа стояла в ожидании. Несмотря на то, что разговор напоминал общение глухого с немым, Герберт был благодарен и этой недолгой передышке. Пока пресвитерианец поддерживал беседу, его прихожане стояли смирно, не пытаясь штурмовать рыбный склад с неведомым, но очень вонючим содержимым.
В это время внутри двое ученых – антрополог и физиолог да приставленный им патологоанатом из Эдинбургского отделения полиции метались вокруг тела Хозяина, пытаясь зафиксировать и задокументировать измененные неизвестными процессами ткани и органы этого существа. Но все разлагалось с неимоверной быстротой, буквально расползаясь в руках исследователей, давая очень мало информации.
Герберт, сохраняя внешнее спокойствие, убеждал внезапно позабывшего английский язык священника вспомнить о христианском смирении, когда от склада подбежал эдинбургский патологоанатом и взял разведчика за локоть.
– Сэр, мы сделали что могли, – прошептал он на ухо Герберту. – Мягких тканей практически не осталось, мы спускаем воду из бассейна и собираем скелет в мешки.
– Сколько времени вам нужно? – спросил Герберт.
– Полчаса, сэр, – ответил патологоанатом.
Герберт посмотрел на священника с надменно поджатыми губами, на сурово сдвинутые брови сторновейцев и тихо сказал:
– У вас пятнадцать минут, и постарайтесь справиться быстрее.
Они успели. В тот момент, когда жители городка ворвались внутрь, бассейн был пуст, а мешки с костями были неотличимы от мешков с рыбьим кормом и сушеными водорослями. Всего через несколько минут в бухту Сторновея вошел новейший броненосный крейсер «Абукир». Четыре шлюпки с вооруженными до зубов матросами охладили пыл гебридцев, и они мирно разошлись по домам. Мысленно крестясь, Герберт проследил за погрузкой останков Хозяина на крейсер и отбыл с негостеприимного острова в Глазго.
Корабль Его Величества «Абукир» доставил в порт Глазго таинственных пассажиров со странным грузом и отправился к месту службы в Средиземное море. Герберт остался на берегу с грудой костей и учеными. Ученые дружно разводили руками и говорили, что никаких изменений в голосовых связках и органах дыхания обследованного тела они обнаружить не смогли. «Кроме того, конечно, что все вышеозначенные органы значительно превышают норму по размерам и массе», – добавлял патологоанатом, но пользы в этом уточнении не было никакой.
Департамент военно-морской разведки принял решение засекретить мангерстские события, и Первый Лорд Адмиралтейства лично оттиснул свою печать на приказе. На следующий день ведущие газеты Объединенного Королевства вышли с заметкой об эпидемии бубонной чумы, выкосившей население рыбацкой деревушки на Гебридских островах, британцам напомнили о необходимости соблюдать гигиенические нормы.
Сама заметка вышла на третьей полосе и вполне гармонично затерялась между открытием турнира по крикету в Новой Зеландии и роспуском палаты лордов. Вроде новость была, но вряд ли кто-то обратил на нее внимание. Однако еще две недели матросы Его Величества несли караульную службу в цепи, опоясывающей место происшествия в радиусе одной мили. Когда служащие департамента военно-морской разведки проверили и вычистили каждый квадратный дюйм на месте мангерстской бойни, оцепление сняли. К этому дню от деревушки остались только голые фундаменты домов.
Глава 47. Маккуинси
1903 год.
Всего этого Маккуинси не знал, не его уровень допуска. Он лежал в своей каюте в полусне и в то же время находился под водой, между бронированным корпусом своего – уже своего – линкора и длинной серебристой сигарой самоходной мины Александровски. Далеко за ней, в мутной тьме пряталась русская субмарина, удивительно похожая на «Наутилус» из романа французского писателя Верна. Маккуинси целился из револьвера во вражеский миноносец, но тот прятался в тени и был недосягаем для пуль.
– Разве русские нам враги? – спросил Маккуинси у самого себя. И сам себе ответил голосом Фокса: – Единственные друзья Британии – флот и армия, Малькольм, остальные – враги. Стреляйте, друг мой, стреляйте, пока не поздно!
И Маккуинси палил наугад, пули уходили во тьму и не возвращались, а тупая морда мины медленно двигалась к нему, неудержимая и неуязвимая. Размеренно и неторопливо вращались лопасти, перемешивая холодную воду. С тягучей тоской неизбежности Маккуинси смотрел на приближающуюся смерть. Барабан опустел, пули ушли в непроницаемо-черное молоко океана. Маккуинси зажмурился и попытался грудью заслонить свой корабль от гибели, но успел только подставить плечо. Мина ткнулась в него мягко, как нос любимого пса, ждущего ласки.
– Господин лейтенант, – пробормотала она встревоженно, – господин лейтенант, проснитесь! Капитан ждет вас на мостике.
Маккуинси открыл глаза. Вместо округлого носа мины над ним нависла веснушчатая физиономия вестового. Он отпустил плечо старпома и вытянулся по стойке «смирно».
– Вольно, – буркнул Маккуинси, вытрясая остатки муторного сна. – Буду через семь минут.
На мостике Фокс ткнул гладко выбритым подбородком в сторону подходящего с севера корабля.
– Наш старый знакомый. Узнаете?
Маккуинси кивнул.
– Кажется, этот славный корабль стал личным экипажем мистера Герберта, – сказал он.
– Идемте встречать гостей, лейтенант, – бросил Фокс. – И, Маккуинси…
– Что, сэр?
– У вас пена на подбородке.
Покрасневший Маккуинси побежал по трапу вслед за капитаном, на ходу вытирая лицо.
«Карлик» бросил якорь в кабельтове от «Энсона» и спустил шлюпку. Офицеры вышли на главную палубу и оперлись на фальшлеер в ожидании. Четырнадцать весел синхронно взмывали и погружались в воду. На носу стояла знакомая фигура Герберта в неизменном котелке, на кормовой банке сидел чин повыше: под лучами низкого солнца горело золото адмиральских эполет.
– Питт, постройте команду, всем подготовиться к торжественной
