лавровый лист, и Джулия нюхает его из моей ладони.
— Ну, — говорит Эллен, неожиданно и бесшумно появившись за нами. — Это все очень мило, но, наверное, нам надо порепетировать. — Она не обращается ни к кому из нас конкретно. Когда мы проходим над каналом, она бросает в него несколько листиков.
В музыкальной комнате есть и фортепиано, и клавесин.
— Знаешь что, Джулия? Мы должны сыграть того Вивальди здесь, — предлагаю я. — Гораздо больше подходит на...
— Нет, — быстро и резко говорит Джулия, на секунду поднимая глаза вверх.
Я следую ее взгляду и вижу огромную массу серо-золотых сплетений маленьких ножек, ручек и попок, выступающих из потолка.
— Ну, может, наконец начнем? — не удосужившись нас поприветствовать, холодно говорит Пирс, который нас тут ждал.
— Прошу у всех прощения, — говорит Джулия. — Я зашла просто поздороваться, и я приду на концерт, но сейчас я должна идти.
— Но, Джулия... — протестую я.
— Мне надо кое-что купить, — говорит она. — Ключи у меня есть.
— А ланч?
— Тебе лучше с друзьями. Ты проводишь с ними слишком мало времени. Я тут поброжу, и мы встретимся в шесть в квартире. В шесть — нормально?
— Ну да, но...
— Тогда до шести. Пока.
— Мы закончим через час-два, — говорю я. — Ты не хочешь просто посидеть в саду и почитать?
Но Джулия, к моей досаде, отвернулась. Я встаю, беспокоясь, что она может споткнуться на неосвещенной лестнице, и догоняю ее у двери.
— Майкл, возвращайся.
— Я тебя провожу донизу.
— Не надо.
— Да что случилось?
— Ничего.
Мы у подножия лестницы, и тут слишком темно, чтобы говорить.
— Ты найдешь дорогу обратно? — беспокойно говорю я, держа входную дверь открытой.
Но Джулия, быстро кивнув, переходит кампьелло, не обращая внимания на присутствие и передвижения удивленных молодых футболистов.
6.7
Когда я возвращаюсь, Билли нервно наигрывает на рояле.
— Ничего не случилось, я надеюсь, — говорит Пирс несколько отстраненно.
— Нет, — говорю я, недовольный его неприязненным приемом Джулии и уж подавно отношением к ней Эллен.
— У нас не было времени ничего обсудить, — говорит он. — Я имел довольно резкий разговор с Лотаром на следующий день после концерта. То есть он позвонил нас поздравить. Концерт, конечно, прошел с большим успехом.
Я киваю с недоверием.
— Я сказал ему, что он должен был там присутствовать. Он представляет не только нас, но и Джулию, и должен был понимать, что, учитывая обстоятельства, могли возникнуть те или иные сложности.
Странно официальная манера Пирса меня раздражает.
— Полагаю, он был занят где-то еще, — говорю я.
— Да, он так и сказал.
— Но это довольно разумно, Пирс. Он все подготовил. Он даже встретил нас в аэропорту и привез на первую репетицию. В любом случае он базируется в Зальцбурге, верно? Я не понимаю, на что ты намекаешь. Я сам не знал, что со мной случится. Как он мог знать? Он даже не знал, что я знаком с Джулией.
— Или то, что вы сейчас встречаетесь, — добавляет Эллен. — Билли, прекрати.
Билли прекращает свое треньканье.
— Я считаю, что Лотар должен был нам сказать про Джулию, — говорит Эллен. — Ты так не думаешь? Это чуть не привело к катастрофе.
— Как ты можешь такое говорить? — восклицаю я.
— Как ты можешь это отрицать?
— Эллен, подумай сама, — говорю я далеко не так спокойно, как рекомендовала Джулия. — Это была не ее проблема, а моя. И к тому же я вам про нее сказал, так что какая разница, Лотар там или не Лотар.
— У всех был такой стресс, — говорит Пирс.
— Вы планировали этот разговор? — спрашиваю я.
— Конечно нет, — резко отвечает Пирс. — Просто мы все были по-настоящему обеспокоены тем, что случилось. Включая Билли, который старается не участвовать в разговоре.
— Что мы репетируем сначала? — спрашиваю я, глядя на всех. — Мендельсона?
— Нам надо поговорить, — говорит Пирс, кладя руку мне на плечо; я не могу двинуться. — Если какой концерт и требует обсуждения, то именно этот.
Я убираю его руку.
— Тут нечего обсуждать, — говорю я, стараясь сдержаться. — Джулия больше ни с кем никогда не будет играть. Хорошо? Эта часть ее жизни закончилась. Мы не будем играть с ней, как это может на меня повлиять? — Я глубоко дышу и начинаю снова: — Я очень, очень сожалею о том, что случилось в Вене. Глубоко сожалею. Это было ужасно для меня, ужасно для нее, и я знаю, что это было ужасно для вас. Мне нет прощения. Этого не должно было случиться. Я вас подвел. Но как такое может еще раз повториться? И как вы можете быть столь бесчувственны к ней? Вините меня, но не ее.
Несколько секунд все молчат. Ни Эллен, ни Пирс не убеждены.
— Ты прав, — неожиданно говорит Пирс. — Не будем об этом.
— Хорошо. Мендельсон, — облегченно говорит Билли.
Эллен ничего не говорит, но легко кивает.
— Тогда гамму? — говорит Пирс.
Мы медленно играем гамму, и постепенно, почти болезненно, бо́льшая часть недовольства уходит. Я смотрю наверх и снова вижу странное переплетение херувимов на потолке. Смотрю на простой пол и снова погружаюсь в медленные звуки гаммы, сначала вверх, потом вниз.
— Еще раз, — говорит Билли, когда мы доходим до последней ноты, и мы все легко подчиняемся этой беспрецедентной просьбе.
Эллен и Билли играют спокойно и гладко, но Пирс кажется потерянным в своем мире, таким, как я его помню, когда только присоединился к квартету.
После репетиции мы решаем, что еще одна перед концертом нам не нужна.
— Почему бы нам всем вместе не пойти завтра в Сан-Джорджо-Маджоре? — предлагает Эллен, вернувшись в свое обычное состояние. — Мы ничего в этой поездке не делали вместе. Можем попросить кого-нибудь сфотографировать нас на фоне колонн — это будет неплохая реклама. Не говори мне, что ты завтра занят, Майкл.
— Вроде бы я свободен... может, до или после ланча?
— А церковь не будет тогда закрыта? — спрашивает Билли.
— Ну, тогда как насчет завтрашнего утра? — предлагает Эллен. — Или даже сегодня после полудня?
— Мне надо сейчас прогуляться, — говорю я. — Но могу с вами там встретиться около трех.
— Пирс? — спрашивает Эллен.
— Нет, я занят.
— Ты имеешь в виду сегодня?
— Да.
— И завтра?
— Да, — говорит Пирс, скорее оцепенело, чем раздраженно.
— Тогда завтра утром, о’кей? — настаивает Эллен.
Пирс мотает головой и вздыхает:
— Завтра я тоже занят.
— Что? Весь день? — говорит Эллен. — Что ж такое ты делаешь? Скажи, что ты придешь, Пирс. Это будет так здорово. И вид с башни поразительный.
— Я не хочу ехать на тот остров, — говорит Пирс, кладя скрипку в футляр. — Я знаю этот вид с башни. Он навсегда во мне. Ради бога, Эллен, не притворяйся идиоткой. Я никогда не поеду на тот остров — ни сегодня, ни завтра. Я ненавижу Венецию. Иногда я искренне жалею, что он вообще предложил собрать квартет.
Пирс выходит из комнаты. Мы втроем глядим друг на друга, пораженные силой его эмоций, не зная, что сказать.
6.8
Мы с Джулией ужинаем при свечах в квартире. Она приготовила, а я накрыл на стол. Рассказав ей о Пирсовом выплеске, спрашиваю, почему она была в таком странном настроении в палаццо.
— Из-за Эллен?
— Мне слишком сложно.
— Прости.
— Я имею в виду, это действительно красиво, Майкл, но я не могу читать по губам при свечах. Что это было про луну?
— Про луну?
— Ох, не важно. Кстати, лампочка на автоответчике мигает, так что кто-то оставил сообщение. Интересно, оно от Дженни?
— Может быть, из Скьявони.
— Да, действительно.
— В таком случае оно будет по-итальянски. Как нам с этим справиться? — спрашиваю я.
— Если ты его послушаешь после ужина и просто запишешь, как оно звучит, я попробую его разобрать.
Я поднимаюсь зажечь свет.
— Вот... но тебе на самом деле сложно? Я имею в виду — просто быть здесь?
— Я рада, что я здесь с тобой.
— Ну, в смысле, быть далеко от... от Лондона?
— Я скучаю по ним, — говорит Джулия. — Так было бы и в Вене. Но не только это. Сегодня я сняла деньги из банкомата по кредитной карточке и подумала, что в истории операций будет написано: это произошло в Венеции. Я не привыкла о таком думать. Это какие-то ужасные ухищрения.
Она замолкает.
— А Джеймс...
— Догадывается?
— Не то. Он спал с кем-нибудь еще?
Джулия размышляет, как ответить, а может, отвечать ли вообще. Кажется ли ей это грубым? Но я не хотел говорить о верности.
— Насколько я знаю, только однажды, — наконец говорит она. — Несколько лет назад. И когда мы, казалось, были наиболее близки. Но это случилось по-другому. Он был в поездке, одинок, и это была только одна ночь. Я не думаю, что теперь он будет спать с кем-то еще.
— А как ты об этом узнала?
— Никак. Он сам мне сказал. Тогда мне это показалось странным. Я и сейчас так думаю...
