пучок боли заставлял извиваться и корчиться. Я не могла избавиться от событий прошедшего дня, отмотать время и сходить на прогулку вместе с сестрой. Того гляди, сегодня все втроём бы спали в одной квартире.
— Лена? — от голоса Леры я вздрогнула. Невольно глотнула воздуха и подскочила с постели, поставив ноги на пол. — Ты не спишь?
Лера стояла в коридоре, укутанная в одеяло. Её босые стопы перемежались с друг дружкой. Сестра выглядела совсем измотанной, и чёрные короткие волосы сбились в отвратительный колтун.
— Нет, не могу никак.
Сестра повалила меня на кровать. Она рыдала, лёжа головой у меня на груди. Я пыталась её успокоить, привести в чувство, снова забыв о себе. Я словно где-то глубоко радовалась, что могу отвлечься от… возможной смерти собственной дочери. Моя пятилетняя малышка где-то там, на улице, в чужих руках, в чужих местах. А сестра здесь, еле дышит, глотая сопли и слёзы, бормоча извинения и пуская слюни. Она сказала, что прямо сейчас готова снова отправиться на поиски Насти, но уже вдвоём. И я приняла её предложение, ведь ничего иного нам и не осталось.
Мы быстро оделись, хотя Лера готова была выпрыгнуть в морозную сентябрьскую ночь хоть в трусах и тапках. Пришлось помочь ей одеться, даже заставила надеть шапку, хотя сама вспоминала, как то же самое делала с дочкой. У меня руки затряслись, колени подогнулись, я еле успела схватиться за плечо сестры, прежде чем упасть на пол. Такая боль мне не встречалась никогда. Ужасное давящее усилие в груди смыкает и челюсти, а лёгкие сжимаются, оставляя тело вообще без воздуха. Лера стояла рядом и гладила меня по спине, пока я старалась вспомнить, где вообще нахожусь. Бредовое состояние не планировало заканчиваться, и в полусне мы с сестрой вышли на улицу, полностью опустевшую к середине ночи.
До соседнего двора, где всё и случилось по словам Леры, мы добрались быстро. Но вот к песочнице, из которой нагло выхватили Настю, я приблизиться не смогла. Лера встала прямо в оградку, кружась на месте и оглядываясь по сторонам. Её глаза бегали туда-сюда, и сестра словно не знала, за что и зацепиться. Кажется, мы усиливали наступающее безумие друг друга, вообще теряя связь с реальностью. Лера искала направление, которое несколько часов назад смогла назвать полицейским, и теперь терялась в столь знакомом дворе. Сестра грызла пальцы, топталась на месте, боясь словно встретиться со мной взглядом. Она не только ощущала вину, она словно всё принимала на себя, кляня во всём, что только могло случиться.
Я не открывала рта, лишь ждала, когда мне покажут, куда следует идти. Я надеялась найти хоть какие-нибудь следы. Обрывок куртки доченьки, её игрушку, случайно выроненную из детских ручек, когда саму девочку тащили неизвестно куда. Линия семечек, запах детского мыла, шампуня, кондиционера для стирки вещей, которые носят детки с очень нежной кожей.
Лера резко рванула в сторону по направлению к узкой щели между старых домов. Я еле смогла отойти от оцепенения и устремилась за сестрой. Казалось, что она так и не вспомнила, просто решила убежать, слишком быстро перебирая ногами. Я не поспевала за ней. Смогла нагнать лишь когда Лера встала у лаза в заборе. Находящийся почти на уровне земли, он выглядел как кроличья нора. Забор ограждал старое здание школы, которая закрылась ещё до нашего с Лерой рождения. Так и избежавшая сноса, школа выглядела как склеп, и Лера уверенно двинулась в сторону жуткого строения, должного давно быть вычеркнутым из существования.
Земля под ногами хрустела, промёрзшая насквозь. Полуголые деревья шатались на ветру, пуская жуткие тени на спину сестры, двигающейся по направлению ко входу в школу. Заколоченные двери, массивные и словно исполинские, выглядели намертво закрытыми, но Лере удалось их отворить. В горле встал ком, неужели и правда моя дочь там? И я смогу её обнять совсем скоро, поцеловать в щёку и увести домой? Буду благодарить за это сестру, за что, что она искупила свою вину, прощу за весь этот день, ведь всё равно люблю её бесконечно.
Лера ждала у входа, пока я собиралась с силами, чтобы преодолеть несколько разрушенных ступеней. От школы веяло ледяным ужасом, и свист от ветра в разбитых окнах сжимал за плечи, стараясь не подпускать ближе. Сестра упала на пол, закрыв лицо в рыданиях. Её всхлипы посреди ночной тиши звучали как грохот колоколов по утру, когда никто ещё не вышел из своих квартир, чтоб заполнить город. Я постаралась её успокоить, утешить. Обхватила сестру за плечи и прижала поближе к груди, хотя сама ощущала, что из меня вот-вот выскочит сердце. Мысль о том, чтоб умереть от этого, теперь не казалась абсурдной. Не могу в одиночку спасти дочь, не могу справиться с сестрой. Я беспомощна, безнадёжна, прячу за мнимой заботой пустые, ни на что не нацеленные жесты сострадания. Не получается ни в какую признаться самой себе, что внутри у меня пусто, и я ничего не чувствую сейчас кроме холода в ногах, ведь надела слишком лёгкую обувь.
Пришлось приложить силы, чтоб поднять Лерину голову и утереть слёзы с её холодных щёк. Глаза сестры совсем пусты. Она утратила надежду найти Настю, это читалось на её лице, превратившемся в неживую морду манекена. Она оставила меня, и теперь всё лежит на моих руках. И что сейчас делать? Я оставила сестру, выпустила из объятий и открыла дверь в школу. Могильный промозглый сквозняк вылетел на улицу, я задержала дыхание, прежде чем ступить внутрь и погрузиться в полную тьму.
II
Лена с самого утра чувствовала себя плохо. Всё утро её тошнило, она еле ходила из комнаты в комнату, вообще забыв о дочери. Бедная Настя пыталась поиграть со своей мамой, во что угодно, но та, бледная как соль, лишь отнекивалась и улыбалась сквозь усилия. Я предложила сестре погулять с Настей вечерком, чтоб уставшая мамочка совсем не размякла и к следующему дню уже смогла встать на ноги.
Настя была совсем неугомонная. Зная, что вечером мы вдвоём отправимся на прогулку, девочка чуть ли не колесом скакала по квартире, на ходу придумывая, чем будем заниматься. Я подумала про кино, но там ничего путного не идёт. Торговые центры — слишком скучно. Кафе — так я по приезде из столицы купила всяких сладостей и целую гору
