и в поэзии, и в садовом искусстве. Их авторитет как знатоков и ценителей так называемых карамоно (китайских вещей) был огромен. Обязанностью, например, Ноами, считавшегося экспертом карамоно и имевшего непосредственное отношение ко всем привозимым из Китая произведениям искусства, было составление каталога художественных ценностей, доставленных с материка. Соами, внук упомянутого Ноами, продолжая семейную традицию, служил при дворе во второй половине XV-первой трети XVI столетия. Его книга «Кундай-кан сотёки» («Исследовательские заметки для монарха») стала, по сути дела, первым в истории Японии настоящим искусствоведческим трудом, в котором классифицированы и описаны работы более чем ста китайских живописцев периода Сун и Юань, предложены и проиллюстрированы способы вывешивания разного рода свитков.
17
Испокон века японцы смотрели на водопад как на таинство и неразгаданное чудо природы, видели в нем «реку, низвергаемую с великих небесных просторов», тонкую прозрачную нить, соединяющую мир земли с небесными сферами. Место, где находился водопад, с древности наделялось святостью. Водоем мыслился обителью божества, управляющего водной стихией, а пещера, скрытая от глаз за каскадом воды, считалась входом на тропу, ведущую в мир иной, запредельной жизни. К водопаду приходили тогда, когда нуждались в духовной поддержке. Чтобы приобщиться к его мистической силе, получить энергию падающей воды, подставляли себя под струю потока. Верили и в то, что дух, живущий в нем, покровительствует людям преклонного возраста: если постоянно пить его чистую воду, то можно вернуть себе молодость 23.
18
Коан – род загадки, вопроса, который не имеет рационального ответа, а ответ не имеет логической связи с вопросом.
19
Один из основополагающих дзэнских принципов заключается в умении с полной отдачей посвящать себя какому-либо делу. Как редко люди, однако, следуют ему, как мало они умеют концентрироваться на чем-то одном, – сетует дзэнский мастер. «Ешьте, когда вы голодны, – говорит он, – спите, когда хотите спать… Большинство же людей не едят, но предаются размышлениям о разного рода вещах, позволяя себе быть при этом обеспокоенным чем-то; они не спят, а грезят о тысячи и одной вещи…»
20
Поразительно схожими по смыслу являются слова, произнесенные немецким мистиком и философом Якобом Бёмэ на другом конце земли: «Любовь представляет собою Ничто, потому что когда ты совершенно удалишься от того, что сотворено, что видимо, когда сделаешься Ничем по отношению к природе и сотворенным существам, тогда ты обретешь себя в том вечном Едином, которое есть сам Бог, и почувствуешь внутри себя величайшую добродетель Любви… Величайшее сокровище для души – это перейти от Чего-то к тому Ничто, из которого могут родиться все вещи. Душа говорит здесь: Я ничего не имею, ибо я совершенно обнажена; я ничего не могу делать, ибо у меня нет никакой силы, и я подобна разлившейся воде; я – ничто, ибо всё, что я собой представляю, есть только образ существа, и в одном Боге я могу сказать о себе – я есмь…» (Цит. по: Джемс В. Многообразие религиозного опыта. – СПб.: Андреев и сыновья, 1992. С. 332).
21
Такой сад, состоящий исключительно из песка и камней, называют сэкитэй.
22
При взгляде на выразительные лица стражей Закона невольно вспоминается известное даосское выражение: «Знающий не говорит, а говорящий не знает», подразумевающее идею несказуемости духовного опыта. Молчание, сомкнутые уста – это всегда знак высшей мудрости, истинного понимания природы вещей, символ сокровенной тайны бытия. Любое же словесное высказывание, олицетворенное в данном случае образом стража Миссяку Рикиси с широко распахнутым ртом (метафора мира материального), спугивает, уничтожает всеохватность внутреннего видения, выпускает наружу слова, сразу же теряющие при этом свое сакральное значение.
23
Кобори Энею родился в посёлке Кобори провинции Оми (совр. г. Нагахама пров. Сига) в непосредственной близости от озера Бива.
24
Использование подстриженных кустов (карикоми) в сухом саду приобретает большую популярность в XVII–XVIII веках. Отметим, что для художников сада этого времени растительный материал, наряду с каменным, представлял исключительную ценность. Потеря растения, равно как утрата любимого камня, для мастера садового искусства оказывалась порой достаточным основанием для того, чтобы покончить с собой. Сюжетом для самого увлекательного авантюрного романа может служить история о том, как Тоётоми Хидэёси, верховный правитель Японии, страстный поклонник садового искусства, с помощью интриг, подарков, утонченной дипломатии, уговоров и прочих известных ему средств собирал материал, необходимый для разбивки знаменитого ныне сада Самбо-ин, находящегося в пределах сингонского храма Дайгодзи.
25
Портрет этот, между прочим, известен на Западе, главным образом, благодаря Ван Гогу, который позаимствовал у Энитибо идею для своего автопортрета в облике дзэнского монаха.
26
Даже самые скромные и непритязательные из тех, кто следует стилю ваби, должны обладать по крайней мере следующим набором предметов: чайник, подставка для него, сосуды для чистой и использованной воды, чайница, чайная чашка, бамбуковая ложечка для чая, бамбуковый веничек для взбивания чайного порошка, ковшик для воды, жаровня, щипцы для угля, ваза для цветов, свиток, коробочка для хранения углей, ароматных смесей и многое другое.
27
Текст «Нампо року» был записан ближайшим учеником Сэн-но-Рикю Намбо Сокэй. Полное название книги таково: «Запись о чайном ритуале, пришедшем с Юга» (намек на южные районы Китая, где стал впервые выращиваться чай). По мнению Хисамацу Синъити, никакое другое сочинение, созданное до или после «Нампо року», не раскрывает с подобной же полнотой дух чайного ритуала. «Историческое значение Пути чая, созданного Рикю, его вклад в духовную историю японского народа не может даже обсуждаться без участия "Нампо року"… Эта книга является неким светильником в поисках постижения истинной природы чая Рикю», – говорит Хисамацу Синъити.
28
Эта информация изложена в Дневнике Гидо Сюссин Кугэ никкосю, где сказано, что настоящее имя Мокуана – Дзэицу, что был он учеником Кэндзан Суки (1286–1323) в монастыре Дзётидзи в Камакура. Во время своего пребывания в Китае Мокуан посетил монастырь Рикуцудзи, восстановленный Му Ци и поддерживаемый его учениками. Настоятель встретил японского монаха с радостью и гостеприимством, словно бы заранее зная о приходе гостя и ожидая его, объяснив при этом, что видел в своем недавнем ночном сне Му Ци возвращающимся в родной монастырь. Признав в Мокуане реинкарнацию последнего, настоятель подарил японскому монаху печать знаменитого китайского художника, жившего почти столетием раньше.
