дар для князя — чтобы быстрее думал… Ибо я уже сейчас должен доставить его ответ!
Отцепив от седла грязный, какой-то влажный мешок, татарин крутанул его в руках — и одним лихим броском перекинул его через борт ладьи… Мешок глухо шмякнулся о дерево — и я понял, что грязный он от густо натекшей крови. Примерно поняв, что за «дар» прислал мне хан, я несколько замешкался — и тогда мешок раскрыл Алексей, присев на корточки… Кашлянув, дружинный коротко произнес:
— Это Тимофей Болдырь. Голова еще теплая…
Татарин же тотчас возвысил голос:
— Каков твой ответ, князь? Встретишься ли с ханом в сопровождение десяти нукеров, когда и хан приведет с собой десять батыров⁈ Или струсил⁈ Если да, если мужество покинуло тебя, Тохтамыш передаст тебе еще двенадцать таких «даров» ровно в полдень!
Ловушка…
Конечно ловушка. Но разве этот риск не оправдан? Вряд ли Тохтамыш решится отправить на переговоры кого-то вместо себя — после всех наших оскорблений он тем самым потеряет лицо… Было бы иначе — не стал бы и затевать весь этот цирк с переговорами, явно силясь вытянуть меня из гуляй-города. Просто продолжил бы бросать степняков в лоб на крепость, пока у нас не закончатся арбалетные болты и порох.
Но… Но разве это не шанс обезглавить орду и вызвать сумятицу в рядах поганых⁈
— Я согласен! Но татары должны явиться пешими!
Алексей аж вскинулся:
— Княже, ты что⁈ Это же западня!
— Знаю.
После чего, повернувшись к Дмитрию Шую, я обратился к атаману повольников:
— Примешь войско на себя. Держите татар столько, сколько сможете — а как начнут заканчиваться болты, спускайте ушкуи на воду и уходите к переволоку. Или, наоборот, к Ельцу — или дальше по Сосне, коли город пал. Волок-то сейчас в любом случае под татарами…
Дмитрий молча кивнул, соглашаясь с назначением и моими последним указанием, а я уже озвучил личную просьбу:
— И если получится вырваться и уцелеть… Прошу, найди в Нижнем Новгороде мою жену, помоги ей и сыну. Передай… Передай, что я очень их люблю.
— Сделаю, княже.
— Спасибо, друг…
Я крепко обнял Шуя — после чего обратился к разгневанному Алексею:
— Брат! Сделай милость, останься в гуляй-городе!
Но дружинный едва не задохнулся от возмущения столь подлой просьбой:
— Еще чего! Совсем обидеть меня решил⁈
Темник Едигей.
Елецкий князь в сопровождение своих витязей покинул лагерь первым — и, добравшись до условленного места, принялся ждать хана и его батыров. Немного потянув время — тем самым указав выскочке его место! — заметно успокоившийся и приободрившийся Тохтамыш и его телохранители также двинулись на встречу с судьбой… Пешими, приняв условие кагана — иначе тот наверняка бы развернул бы свой отряд.
Зато, когда следом за ханом, на небольшом удалении двинулся к месту встречи и конвой полоняников, каган не решился уйти… Отчаянный, смелый малый, наверняка понимающий, какую опасности таят в себе «переговоры» — он заслужил уважение Едигея. И даже невольное сочувствие… Впрочем, обернувшись на пленников, темник поймал взглядом лицо Твердило — и мысленно улыбнулся, вспомнив недавний разговор с урусом:
…- Как видишь, твою цепь расклепали достаточно для того, чтобы порвать ее одним крепким рывком… Я ведь непросто так отдал вас в руки целителей и кормил на убой — сил теперь должно хватить! А после…
Едигей достал из-за пояса не очень длинный нож с костяной рукоятью:
— После, если переговоры зайдут в тупик и Тохтамыш прикажет напасть на твоего кагана, ты сможешь поразить хана со спины. Я ненароком толкну одного из твоих стражей, так что ты успеешь ударить…
Воевода-урус, искусный воин, плененный по приказу Едигея в лесном бою (смертельно уставшего ратника стащили с лошади арканом), поднял твердый, и одновременно с тем пытливый взгляд глубоких серых глаз на темника:
— Зачем тебе это?
Выслушав перевод толмача, ногаец решил ради исключения ответить честно:
— Затем, что Тохтамыш приказал казнить моего отца, став ханом. Затем, что я хочу сам встать во главе Орды… А клинок этот принадлежал моему отцу — и думается мне, будет справедливо, если именно он прервет жизнь хана! Мы незаметно спрячем клинок в рукаве твоей рубахи — и целься в открытую шею, у тебя будет всего один шанс… Но помни, действовать нам придется, только если переговоры зайдут в тупик — и хан прикажет напасть на твоего князя! Иначе ты сам развяжешь сечу, в которой вы все и погибнете.
Немного подумав, воевода утвердительно кивнул…
Конечно, это внушение было лишь очередной хитростью: хан обязательно прикажет напасть на Федора и его воинов, предварительно перебив закованных пленных! Но очень важно, чтобы урус не вмешался в переговоры и не сорвал их, желая упредить своего кагана прежде, чем настанет время действовать… Отсюда и необходимость внушения.
Вот если бы пленных вели воины Едигея, они бы дали пленным урусам вмешаться в сечу… И лишь затем напали бы на выживших дружинных! А так есть лишь один шанс, что Тохтамыша удастся убить… Но больно удобная возможность подвернулась — преступно ее не использовать!
Еще одна внутренняя улыбка темника — крепкие, рослые как на подбор урусы в прочных бронях явно займут ханскую стражу. Да, Тохтамыш благоразумно держится за спинами телохранителей — а вот конвой с полоном замер чуть поодаль хана. Твердило должен успеть добежать… Между тем, практически поравнявшись с урусами, хан криво усмехнулся — и заговорил:
— И кто из вас каган Федор⁈
Вперед выступил урус с темной бородой, зелеными глазами и чистым высоким лбом. Весь внешний вид кагана говорит о его внутреннем благородстве, уме, природной силе — явно развитой воинскими упражнениями. Едигей легонько кивнул Федору — чем несколько озадачил уруса, стрельнувшего глазами в сторону темника:
— Я.
Тохтамыш вновь криво усмехнулся:
— Что же… Я даю тебе единственный шанс выжить — прими мою волю, волю законного хана Тохтамыша, прими мою власть и мою службу! Присягни мне всей своей землей и ратью… И тогда я дарую тебе свою милость — позволив сражаться в первых рядах Орды с предателями кагана Димитрия!
Хан явно рисуется, издевается над каганом — уверенный в том, что уже очень скоро насладится смертью Федора… Едигей же весь внутренне напрягся, сделав шаг назад — к нукерам, держащим Твердило.
Но выслушав перевод, Елецкий каган неожиданно спокойно кивнул — и что-то коротко ответил. Изумленный ханский толмач явственно округлил глаза — после чего повторил вслед за князем:
—
