Князь Фёдор. Меч Тамерлана
Глава 1
Разноцвет (июнь) 1382 года. Вщиж, граница Брянского княжества.
… — Эге-ге-гей!!!
Князь Дмитрий Ольгердович недовольно посмотрел на Кречета — старшего дружинника и опытного ловчего, сопровождавшего господина во всех военных походах. Хоть на Куликовом поле, хоть под Булгаром — везде верный, храбрый Кречет был подле князя, защищая того своим мечом, щитом… А бывало и собственным телом.
— Ну чего орёшь-то? Вон, птах небесных потревожил, зверье только пугаешь!
Кречет лишь белозубо улыбнулся:
— Княже! Так ведь родная земля — РОДНАЯ!!! Я эти сосенки и дубы как облупленные знаю, сколько раз здесь охотились! А просторы… Какая же красота!
Дмитрий Ольгердович, младший брат Андрея Полоцкого и верный союзник великого князя Московского невольно усмехнулся: это да, красота… По левую руку полноводная Десна, весело несущая свои воды в Днепр, по правую, чуть в стороне — набравшие сочной, роскошной малахитовой зелени леса, кишащие непуганной живностью. Обильна северская земля, обильна реками, лесами, плодородной землёй — а ещё храбрыми, стойкими в сече мужами и честными, красивыми девами…
И пусть третий сын Ольгерда от Марии Витебской здесь чужак — но за годы сидения на княжьем престоле в Брянске, Северскую землю он полюбил, как родную.
— Обожди, княже.
Невольно отвлекшийся на свои думы князь с удивлением посмотрел на Кречета — пугающе резко посерьезневшего, насторожившегося. Последний лёгким кивком указал вперёд:
— Посмотри, Дмитрий Ольгердович на птиц. Впереди кружат над лесом во множестве, не садятся. Потревожил их кто-то… И что-то больно много воронов.
Ворон — птица умная, птица-падальщик. Когда вороны видят скопление ратных мужей, чуят битву — а после неё и обильное пиршество…
Не на шутку встревожившийся Дмитрий Ольгердович резко, зычно приказал:
— Пересесть на боевых коней, в брони облачиться! Приготовить копья, мечи!
С Дмитрием Ольгердовичем в Брянск возвращается сильная дружина — не менее полутора тысяч справных бояр, считая уже исцелившихся от ран воев. Кто рискнет напасть на князя, возвращающегося в Брянск со всем своим войском⁈
Словно услышав мысли господина, Кречет коротко предложил:
— Княже, дозволь мне с малым отрядом разведать, что да как? Может, татары явились на нашу землю…
Дмитрий Ольгердович отрицательно махнул головой:
— Не дозволяю. Увидит ворог малый отряд, налетит всей силой — пока на помощь придём, вои и погибнут…
— Так может, хорошо же, вытащим поганых на себя — а там уж ты ударишь всей силой?
Но князь вновь отрицательно махнул головой:
— Ты не расслышал про «погибнут»? И нешто я на пороге своего княжества ворога убоюсь⁈ Али, думаешь, не узнали о нашем приближении поганые? Так ежели и устроили засаду за поворотом реки, все одно дозоры татарские нас издали заприметили… Облачаемся в брони!
…Изготовившись к сече, брянская дружина неспешным шагом проследовала за поворот реки. Пересевшие на боевых коней бояре и младшие дружинники с усмешкой поглядывают на лесную опушку, высматривая татей — крепко стиснув в руках копейные древка. Но когда враг показался, сердца ратников невольно захолодели от его многочисленности:
— Ляхи!!!
Дмитрий Ольгердович узнал стяги сандомирских панов — малопольские хоругви, некогда занявшие Волынь, явились теперь и на его землю. Однако среди польских орлов, львов и прочих зверей князь разглядел и отцовский герб со всадником, воздевшим меч — «Погоню»!
— Корибут…
Брянский князь осознал, кто привёл ворога на его землю — младший сводный брат Корибут от Иулиании Тверской, сподвижник предателя Ягайло! В крещении тёзка, Дмитрий… Но счастливая догадка сильно запоздала — осенив разум Дмитрия Ольгердовича в тот самый миг, когда взревел польский рог, призывая ляхов к атаке!
— Вперёд русичи, постоим за родную землю! Се-ве-е-е-ррр!!!
— СЕ-ВЕ-Е-Е-РРР!!!
— BYC GORA!!!
В лоб на русичей полетели польские щитовики — шляхтичи победней, защищённые кольчугами да открытыми, островерхими шлемами. Но каждый с крепким щитом и на ладном коне — а седло с высокими луками, специально изготовленное для таранного удара… Обе стороны успели взять разгон — и с грохотом сшиблись; хруст копейных древок и костей, крики увечных людей и животных слились в жуткую песню битвы.
Но у врага больше всадников — в два раза больше. Бросив на русичей рыцарей победнее, связав боем брянскую дружину, ляхи неспешно ввели в бой отборные хоругви панцирников! Хорошо защищённых бригантинами и шлемами-топфхельмами (или же новомодными хундсгугелями), отборных всадников на могучих дестриэ… И хоругви панцирников начали обтекать русичей с левого крыла, заходя в тыл дружине Дмитрия Ольгердовича.
— Княже, плохо дело! Окружают!!!
Оглушенный ударом булавы по шелому, брянский князь не сразу услышал Кречета. Третий сын Ольгерда — храбрый, умелый воин; одним из первых вступивший в сечу, он точным «рыцарским ударом» ссадил щитовика, угодив граненым острием в голову ворога. Мертвый лях вылетел из седла, словно снаряд из требушета; сила удара оказалось такова, что древко пики сломалось у самого наконечника… Схватившись за шестопер, Дмитрий принялся раздавать ляхам щедрые, тяжёлые удары — но в хаосе ближнего боя пропустил встречный удар булавы. От второго, добивающего удара спас Кречет — точным уколом зауженного к острию меча ловчий сразил польского пана. И тотчас отчаянно закричал, пытаясь дозваться до Дмитрия Ольгердовича:
— Прорубаемся назад, княже! Пока не поздно!
Брянский князь осоловело огляделся по сторонам — и только теперь заметил стяги панцирных хоругвей в тылу полуокруженной дружины. Проведя шершавым языком по мгновенно пересохшим губам, он хрипло повторил:
— Уходим…
После чего, возвысив голос, уже отчаянно закричал:
— Назад! Все назад!!! Отступаем!!!
Липень (июль) 1382 года от Рождества Христова. Сурожское (Азовское) море.
— Пять… Шесть… Семь. Точно, семь кораблей.
У хорошего стрелка Алексея глаз острый — но и я уже различаю косые паруса галер у самого горизонта, практически на границе видимости. Значит, наши невысокие ушкуи и струги с заваленными по боевому мачтами (их завалили ещё перед выходом в море) с галер пока не видно.
Вот только галеры ли это? Или фусте?
— Идут не в Азак, иначе уже заворачивали бы на восход. Следовательно, эти суда направляются в Порто-Пизано, опережая нас… Кормчий, Степан Никитич! Нужно зайти с солнечной стороны, чтобы фрязи и подавно нас не увидели — будем держаться на хвосте до наступления сумерек, а уж там начнем сближаться.
— Слушаю, княже! Братцы — влево уходим, выруливай!
Наше судно идет в голове «флотской колонны» из двадцати ушкуев и
