месяц, год или десятилетие, но я забуду о тебе.
Его левый глаз дергается, и он свирепо смотрит на меня, как будто бросает вызов сделать именно это.
Чтобы испытать его и ответить за последствия.
Я смотрю на него в ответ, не прячась.
Воздух дрожит от напряжения, поскольку ни один из нас не прерывает зрительного контакта.
После того, как мы, кажется, целую вечность пялимся друг на друга, он отпускает меня.
Мои руки падают по обе стороны от меня, но он не уходит. Как будто ему нужна моя близость.
И, возможно… Возможно, мне тоже это нужно.
Я не знаю, когда Эйден стал единственным человеком, который всегда нужен мне рядом.
Поскольку он продолжает молчать, я решаю взять дело в свои руки.
– Друзья, о которых ты мне рассказывал, – Джонатан и мой отец, верно?
Это имеет смысл, учитывая роль магната и то, что они оба женились на психически нездоровых женщинах. Алисия и моя мама были просто частью игры Кинга и Стила.
Он кивает.
– Ты сказал, что было пари, которое все испортило?
– Деловая сделка, – говорит он, и впервые Эйден не встречается со мной взглядом.
Он смотрит на мой шрам через маленькое отверстие в халате. Мне хочется скрыть его, но я не хочу останавливать его рассказ.
– Какого рода деловая сделка? – спрашиваю я.
– Они часто заключали пари на то, кто заработает больше денег за счет валового производства в течение месяца.
– Это кажется нормальным.
Пока он говорит, его глаза проделывают дыру в моем шраме.
– У Джонатана была инсайдерская информация о том, что валовая продукция Итана превзойдет его, но Джонатан никогда не проигрывает. У него был свой человек на сталелитейных заводах, который нарушал производство. Предполагалось, что это будет пожар посреди ночи, но инсайдер все испортил. Завод Стила загорелся днем, когда там находилось много рабочих. Было много человеческих жертв и нанесен катастрофический ущерб заводу.
– Это звучит знакомо… – Я задыхаюсь. – Пожар в Бирмингеме!
Он кивает.
– Но когда я читала об этом в статье, там не было упомянуто, что завод принадлежал Стил. Даже статья о домашнем пожаре заставила меня подумать, что мои родители были неважными персонами. В ней не упоминали, что отец владел фабриками. Конечно, я не читала всю статью целиком, но все же.
– Это, должно быть, Джонатан. Он контролирует средства массовой информации так, как ему заблагорассудится. Кроме того, Итан Стил был очень скрытным человеком. Он не привлекал к себе внимания, как Джонатан.
– Почему твой отец спрятал смерть моих родителей так, словно в ней не было ничего необычного? Подожди… – Я наблюдаю за ним широко раскрытыми глазами. – О-он имел к этому какое-нибудь отношение?
Он остается спокойным и качает головой.
– Джонатан много кто, но он не убийца.
– Тогда почему он стер всю информацию про пожар в доме?
– Потому что это напрямую связано с пожаром в Бирмингеме. Он не хотел, чтобы его имя упоминалось в трагедии национального масштаба. – Он испускает долгий вздох. – Поскольку производство Стил было остановлено, Джонатан выиграл в том пари, но потерял больше, чем деньги.
– Например, что?
Глаза Эйдена наконец встречаются с моими, и они кажутся остекленевшими, как будто что-то полностью умерло внутри него.
– Алисию.
Мое сердце сжимается при упоминании ее имени. Она была всего лишь еще одной пешкой в игре Джонатана и Итана.
Совсем как ма.
Совсем как Эйден.
Совсем как я.
Я поднимаю руку и глажу его по щеке прямо под родинкой.
– Ты скучаешь по ней?
– Нет. – Выражение его лица не меняется. – Какой смысл скучать по кому-то, кто никогда не вернется?
Ох.
Какой бы психически нездоровой ни была Алисия, что-то подсказывает мне, что Эйден равнялся на нее. Она была гранью между ним и Джонатаном.
После ее смерти Эйден пошел по стопам отца.
– Обычно она сажала меня рядом с собой, когда читала свои книги по философии и психологии, – говорит он отстраненным голосом. – Я был ее единственным слушателем.
– Эйден…
– Она должна была умереть. – Его челюсть сжимается. – Она была слишком хрупкой и не выжила бы в мире, наполненном такими людьми, как Джонатан Кинг и Итан Стил.
– Так вот почему ты стал таким, как Джонатан?
– Я не стал таким, как Джонатан, я решил быть похожим на него. Такие люди, как Алисия, незначительны. Чтобы выжить, нужно быть королем.
По какой-то причине мне не кажется, что он насмехается над своей матерью. Во всяком случае, в его голосе звучит грусть, когда он произносит ее имя.
Я обхватываю его щеки обеими ладонями и неуверенно улыбаюсь.
– Ничего страшного, если ты скучаешь по ней.
– Я не скучаю.
– Я скучаю по своей маме, папе и Илаю. Я даже не помню их, но скучаю по ним. Я думаю, что всегда скучала по ним, поэтому мне снились эти кошмары. Как наказание за то, что я забыла о них.
Он пристально наблюдает за мной, как будто у меня вот-вот вырастет еще одна голова. Или две.
Слезы наполняют глаза, когда горе обрушивается на меня из ниоткуда.
Я не могу бороться с ним, даже если захочу.
– Это странно, правда?
Его лицо остается бесстрастным, но рука тянется, чтобы убрать выбившуюся прядь волос с моего лица.
– Нет ничего странного в том, чтобы скучать по людям. – Он крутит прядь между пальцами. – Иногда мне кажется, что я тоже скучал по тебе.
Прежде чем я успеваю понять смысл этих слов, его губы прижимаются к моим с нежностью, которая пугает меня до чертиков.
Эйден не умеет быть мягким. Он суровый и грубый.
Он обхватывает рукой мой затылок и притягивает ближе. Я охотно раскрываюсь, когда он касается моих губ. Он целует меня медленно, слишком медленно, как будто заново изучает.
Как будто он потерял меня и наконец нашел.
Я стону ему в рот, когда он обхватывает мою грудь через халат. Мои соски твердеют и напрягаются под тканью.
Он проводит пальцем вверх и вниз по моему шраму, как будто запечатлевает его в памяти.
Я закрываю глаза и сдаюсь его натиску. Нет ничего более сокрушительного и одновременно окрыляющего, чем поцелуи Эйдена.
Нет, меня не просто целуют.
Мне поклоняются.
Он забирает мой мир и перекраивает его без моего разрешения.
Он не прерывает поцелуй, протягивая руку между нами и расстегивая ремень.
В мгновение ока он придвигает меня и медленно, слишком медленно входит.
Я такая мокрая, но он все равно встречает сопротивление из-за его размера.
Его стон соединяется с моим собственным, когда он отрывается от моего рта, чтобы посмотреть мне в лицо.
