большой кроватью будоражит мою память.
«Встреча».
Мои глаза широко раскрываются, и я откидываю волосы назад.
Эйден.
Мое сердце бьется, а затем замирает при мысли о нем.
Как он меня нашел? Какого черта ему вообще понадобилось искать меня после шоу, которое Джонатан устроил у нас дома?
Мою наготу прикрывают только халат и простыня.
В комнате тепло. Это почти похоже на уютное утро.
Почти.
Дверь беззвучно открывается. Мои плечи напрягаются при мысли о том, что я увижу его.
Я даже не могу притворяться, что его присутствие не сеет хаос в моем сердце и разуме.
От дымящейся чашки, которую он держит в руках, в воздухе витает аромат горячего шоколада.
Его взъерошенные волосы кажутся влажными. На нем темные джинсы и темно-синяя куртка Элиты.
Никакой формы. Это означает, что он даже не рассматривал возможность посещения школы.
Он выглядит как обычно, спокойным и собранным, как будто ничего не случилось.
Как будто моя жизнь не разрушилась сегодня.
Нет, не сегодня.
Моя жизнь пошла прахом после смерти Илая. Я просто провела последние десять лет, притворяясь, что это не так.
– Приходил доктор. – Эйден берет мою руку в свою и вкладывает горячую чашку между моими пальцами. – Он сказал, что беспокоиться не о чем, но тебе следует сдать анализы у своего лечащего врача-кардиолога.
– Доктор? – спрашиваю я.
– Наш семейный врач.
Конечно, у них есть семейный врач, который посещает их на дому.
При мысли о его семье у меня во рту появляется горький привкус.
– Джонатан заходил сегодня, – бормочу я. – Он ясно дал понять, что оплатил мою операцию на сердце, когда я была ребенком, только для того, чтобы он сам мог уничтожить меня, когда пожелает. И, кстати, я узнала, что мое сердце никогда не было больным. В меня стреляли.
Эйден делает два шага назад и садится на стул напротив кровати. Это первый раз, когда он намеренно устанавливает дистанцию между нами.
Если бы это был прежний Эйден, он бы вторгся в мое пространство и заставил меня принять его, даже если бы я этого не хотела.
Быть рядом – один из методов запугивания, который он так хорошо использует.
Очевидно, не сегодня.
Может быть, я шокировала его. Но опять же, Эйден – гениальный игрок, и обычно он на несколько шагов впереди. Возможно ли вообще его шокировать?
Его бесстрастное лицо не помогает.
– Выпей. Я приготовил напиток так, как ты любишь, больше шоколада, меньше молока. – Он указывает на чашку. – Тебе нужно тепло.
– Ты знал о планах Джонатана, не так ли? – Моя рука крепче сжимает чашку. – Черт возьми, все это время ты был соучастником.
– Пей свой горячий шоколад, – повторяет он, как будто я не расслышала его в первый раз.
– Я не буду пить эту чертову штуку! – Я уже не так осторожно ставлю чашку на прикроватный столик. Несколько горячих капель обжигают мою кожу, но я не обращаю на них внимания.
Что задевает больше, так это парень, сидящий напротив меня.
Мое сердце обливается кровью при мысли о том, что Эйден был со мной только по плану Джонатана.
По какой-то причине мне нужно услышать это из его уст.
Если я услышу это, то смогу возненавидеть его по-настоящему.
– Скажи это. Ты ведь такой всемогущий и никогда не лжешь, верно? Так что, черт возьми, скажи это, Эйден! Скажи, что все это было игрой.
Он остается на стуле, но смотрит на меня исподлобья так, словно хочет придушить.
Затем его левый глаз дергается.
Мне следовало убежать. Мне следовало бы съежиться, но я этого не сделала.
Или, скорее, у меня не было такого шанса.
Эйден встает и, прежде чем я успеваю опомниться, прижимает меня к кровати. Его рука обхватывает мои запястья, и он хлопает ими по спинке кровати над моей головой, усаживаясь верхом на мои колени.
– Игра. – Он кипит. – Да, Эльза, это была игра, но ты отказалась играть по гребаным правилам.
– Каким правилам?
– Моим правилам.
Я смеюсь, но это звучит невесело и немного истерично.
– Твоим правилам? Они включают в себя уничтожение меня, как ты сказал в тот день, когда мы встретились?
Он ничего не говорит и просто продолжает нависать надо мной, как мрачный жнец с темными глазами и черными как смоль волосами.
– Это были твои правила или правила Джонатана? – издеваюсь я. – Потому что он кажется тем, кто контролирует игру.
– Джонатан меня не пугает, сладкая. – Он крепче сжимает мои запястья. – И он не должен пугать тебя.
Я усмехаюсь, хотя мое сердце обливается кровью.
– Ты начинаешь новую игру, Эйден? Ты собираешься заставить меня снова доверять тебе только для того, чтобы я влюбилась сильнее? Знаешь, именно это Джонатан сказал Сильвер. Он сказал, что жертва будет падать сильнее, если уверена, что ей ничего не угрожает.
– Не позволяй им встать между нами. Забудь о них.
– Забыть о них? – Я вскрикиваю, злые слезы наворачиваются на глаза. – Я уже многое забыла, Эйден. Я забыла о своих родителях и брате. Я забыла, кто я такая, на десять гребаных лет, так что не смей говорить мне забыть! Хотя нет. Есть исключение. Я забуду о тебе.
– Ты забудешь обо мне, да? – Его тон спокойный, но леденящий душу.
– Именно. – Мое сердцебиение учащается с каждым произнесенным словом. – Ты использовал меня и высмеивал. Я разбита вдребезги. Теперь ты счастлив?
Его губы прижимаются к моим. Он целует меня с нежностью и страстью, от которых у меня перехватывает дыхание.
Рыдание застревает в горле. Слезы, которые я сдерживала весь день, проливаются.
Он облизывает мою нижнюю губу, уговаривая открыться.
Открыться и сделать что? Быть такой же дурой, какой я была с начала года?
Влюбиться в него снова только для того, чтобы получить очередную травму?
Я прикусываю его нижнюю губу, но это только делает его поцелуй более диким.
Он высвобождает мои волосы и сжимает их в кулаке. Его язык проникает внутрь и заявляет свои права на мой. Он целует меня до тех пор, пока в моих легких не остается воздуха.
Наконец он отстраняется и рычит мне в губы:
– Обо мне нельзя забывать, сладкая. Это, блять, ясно?
– Тогда скажи мне правду, Эйден! Если ты этого не сделаешь, клянусь Богом, я возненавижу тебя.
– Ты возненавидишь меня, – с угрозой повторяет он, крепче сжимая мои волосы.
Эйдену не нравится, когда ему угрожают, но пошел он к черту. Он достаточно угрожал мне. Пришло время ему испробовать свои собственные методы.
– Я возненавижу тебя, – убежденно повторяю я. – Мне все равно, если это займет
