моего родственника. Связи Макарова быстро проверили и вышли наркомана, близкого друга родственника Сергея Петровича, который к настоящему моменту скончался от передоза. Обыск его маленькой комнаты никто не дал, естественно, а его сестра пока ничего с этими десятью метрами в коммунальной квартире не сделала, только мусор прибрала. Собиралась сдавать, но ей все недосуг. Короче, полиция нашла тайник довольно быстро, в котором так и лежал пистолет. Странно, что наркоман его не продал за новую дозу. Впрочем, денег Макаров отсыпал прилично и, может, продолжал отсыпать, лишь бы тот помалкивал (этого мы уже не узнаем), поэтому «наган» остался нетронутым. А может, наркоман не все мозги уничтожил, и понимал, что рано или поздно придется грабить мелкие магазины и людей на улицах, а без оружия это делать довольно тяжело. Так или иначе, оружие сопоставили с пулей, совпадение стопроцентное. Дело на сей раз закрыли из-за смерти обвиняемого. Старуху привязать к этому не смогли. Или лень было пытаться. Но у дяди Миши вариант похуже: заплатила. Иначе с чего вдруг она продала имение Павлецкого какому-то сумасшедшему миллионеру-фанату, а сама переехала в отличные трехкомнатные хоромы в центре мегаполиса. В крови повесившегося Макарова действительно нашли микроскопическую дозу амфетамина, но опять же, этого было недостаточно, чтобы доказать, что он сделал это не сам. Тем более мы знали, что практически сам. Ведь он стоял в петле, просто не решался сделать последний шажок. Следователь посмеялся над нами, когда мы предложили выдвинуть обвинение против сорокапятикилограммовой старушки — божьего одуванчика, что она повесила здоровенного мужика весом в центнер. Одно хорошо в этой истории: из клуба достопочтенных старух Таисию Арсеньевну исключили, как только ее лаборатория была прикрыта. Да, по официальной версии, это была лаборатория Макарова, который, пользуясь доверчивостью старухи, производил опасный чай у нее под носом, но для клуба бабуленций и этого было достаточно. Они же покупали его конкретно у нее из рук.
Меня тем не менее что-то тревожило.
— Черная рубашка! — заорала я, садясь на кровати. Наконец-то до меня дошло!
Щелкнул выключатель. Включившая бра Элла смотрела а меня недовольно, потирая глаза и зевая во весь рот.
— Ты спятила, Сонька? Три часа ночи!
Элла последние дни ходила сама не своя. Старуха продала имение, а значит, съездов больше не будет. Хотя какие съезды, если Макаров мертв, а бабка изобличена. Не знаю, на что Элла надеялась, на то, что появятся еще какие-то родственники Павлецкого и продолжать зазывать в гости его фанатов? Так или иначе, я понимала ее боль. Это был особый мир, где она ощущала себя счастливой.
И вот, когда она в сотый раз пожаловавшись мне на судьбу-злодейку, напилась валерьянки и уснула, я бужу ее в начале четвертого утра.
— Ты помнишь, что сказала старуха? «Он плакал, слезы капали на его черную рубашку…»
— Какая разница?!
— А такая. Тебе Антон не говорил? Мы ведь нашли свидетеля. И он сказал, что Наташа и мужчина, с которым она говорила, были в светлых одеждах!
— Может, он ее имел в виду?
— Нет, он видел их обоих. А значит, мужчина не мог быть в черной одежде.
— Лицо светилось в темноте! — подумав, выдала сестра, из чего я заключила, что она не такая глупая, как я о ней думала.
— Это хорошо, конечно, но как он смог утверждать, что это мужчина? Он же видел фигуру в светлой одежде и поэтому понял, ведь мужчина, по его словам, молчал.
— Значит, по росту понял!
— А Наташа высокая была?
— Хм… да.
Я вот тоже помнила, что на общем снимке она была почти одного роста с некоторыми мужчинами и явно выше девушек. Чтобы освежить память, я открыла фото в моем телефоне. Да, вот он Сергей Петрович в черной рубашке. И Наташа неподалеку — одного роста с ним, хоть и без каблуков. В белом, кстати, сарафане.
— Элка…
— Ну что еще? — Сестра уже успела уронить голову на подушку, не выключая, правда, света.
— А в какой день был сделан этот групповой снимок?
Я принесла ей телефон, она подняла голову и уставилась на фото.
— Это как раз в день рождения Натальи.
— То есть в день смерти?
— Угу.
Я еще раз посмотрела на фото и тут же схватилась за сердце.
— Элла!
— Что?!
— Их двое. Двое в светлой одежде. А значит, убийца один из них!
19
Мы напросились в гости к Бельскому в другой город. Он сам не звонил мне уже несколько дней, и в ином случае я бы не проявила инициативу — не тот я человек. Но сейчас мне было не до скромности. На следующий день после моего озарения я снова поехала в деревню, где находился дом Павлецкого (а с некоторых пор — другого человека, чьего имени я не знаю). Поэтому к Саше в гости я смогла отправиться только через день. Но мы с Эллой зато подготовились, купили два билета на электричку и уже в обеденное время оказались на вокзале незнакомого города.
— А адрес он тебе, случайно, не фальшивый дал? — капризно заявила Элла, посмотрев по сторонам и никого не увидев.
— Они обещали встретить, значит, встретят! — с раздражением ответила я. Хотя тоже не могла среди толпы снующих туда-сюда людей вычленить знакомые лица.
— Ну-ну…
Мы сделали несколько шагов вперед, нацелившись на автовокзал неподалеку, и вот тут-то я радостно воскликнула:
— Вон они!
Элла проследила за направлением моего взгляда и сморщилась от моих эмоций.
— Да, но не спеши ликовать. Еще неизвестно, чем для нас обернется эта встреча. Я на всякий случай нож с кухни стащила, лежит в сумке.
— Умеешь же ты запугивать! — возмутилась я, а сама мысленно отметила, что только Элла может употребить глагол «стащила» применительно к собственному дому. Хотя если она взяла папин любимый нож, которым он масло мажет на хлеб, тогда да, он сильно расстроится, и нам потом влетит, и в понятии отца это тоже будет называться «украла».
— Здорово, девчонки! — раскрыл Тимур свои объятия.
Саша смотрел на нас с легким томлением и растерянностью. Ну да, я все никак не отращу челку и не закрашу эту дурацкую розовую прядь. А в нарядах мужчины не очень-то разбираются. Тем не менее можно было догадаться, что девушка в короткой яркой юбке-солнце, едва прикрывающей срамное место (и не прикрывающей таковое совсем, когда поднимается ветер) — это Элла, а человек в сером платье-футляре почти до колен — это я, хоть и платье было более прилегающим, чем я привыкла.
Александр наконец догадался и, обняв
