— Тыря, на кухни.
***
Через десять минут Оля с малышкой были уже на плацу, интересно же понаблюдать за прибытием таинственного конвоя, познавательно. Нервяк, который донимал землянку в момент появления перед строем мужиков в качестве коллеги, отступил, и как будто шоры с глаз спали. Она поискала взглядом Пашку и обнаружила, что видит. В смысле, сама видит лица наездников. Сама, без посредничества Тыри. Ай да китель. Впрочем, Пашкин морок на нее никогда не действовал, мундир там или еще какая магия. Да хоть паранджа.
Настроение заметно улучшилось — новости Малике очень понравились. И пусть потом Раим Осерчалович на нее прогневается, но Ольга разрешила всем желающим посмотреть на поединок, главное, чтобы на размеренной жизни крепости это не сказалось. Напугала бедолаг: виданное ли дело — наездник на кухнях! Счастье, что отключение морока давалось ей почти без усилий. Дольше успокаивала народ, чем Малику инструктировала. Ольга была уверена, что ее намеком воспользуются многие из челяди, и радовалась — может быть, прорастет малая толика доверия в душах этих людей?
А народ на плацу заволновался — появились арестанты. Трое. Оля удивилась — и главпаса вывели? Потом сама себя одернула — а как иначе? Официальный конвой дважды вызывать? Сердце Ольги сжалось от сочувствия и благодарности — как же ей повезло с начальством! Раим лишних четыре дня тянул обязанности тюремщика ради того, чтобы дать Пашке время поправиться после ранения и взять свой, такой важный реванш. А вместе с дуэлянтами терпел и бывшего главпаса. Оля знала, что Рансу пребывает в обездвиженном состоянии, но и только. Частности его содержания землянку не волновали. Ни по-человечески (убила бы!), ни по должности. Не ее это задача. С нехваткой корма разбиралась и последствиями удачной охоты, еще и про подонка этого думать? Пережила, плюнула и забыла. У Раима такой возможности не было.
Сейчас Ольга наблюдала, как куцая шеренга арестантов двигалась от ворот, через которые проводили нгурулов. Видимо, лавэ из милосердия дал крюк по коридорам, чтоб сидельцы размялись. Парни были ничего так, а Рансу шатался, тер глаза и все норовил споткнуться на идеально ровных плитах плаца.
«Колени, что ль, у него подгибаются?» — брезгливо подумала Ольга, не особо-то веря в беспомощность своего врага. У Тыри шипы на затылке вздыбились, так остро щена отреагировала на эмоции своей подруги. Рансу как взгляд почувствовал — повернул голову, и Оле захотелось оскалиться вслед за щеной. Сдержалась. «Узнал, подлюка». Оля вдруг сообразила, что забыла включить морок. Хорошо, что сдержалась, не следует ей рожи корчить, Пашку и Раима позорить. Она нынче наездница. Рансу не отводил от нее глаз — распознал, гад, символику на кителе — и запнулся нога за ногу. Падение получилось эпическим и в чем-то символичным: увидал — и бац, ничком. Как поднимали главпаса, Ольга смотреть не стала, отвернулась, чтобы найти племянника. Нашла его взглядом, тот вполне раскованно трепался с приятелями, не забывая ласкать Раша. Подойти не успела — отчетливо, как будто мокрую простыню встряхнули, хлопнуло взрезанное подпространство, и из разрыва выскочили пятеро в черном. Среди них его настырное величество Эрик. Похоже, все в сборе, то-то Ольге все казалось, что кого-то не хватает.
С разных концов плаца немедленно стали подтягиваться наездники и выстраиваться в круг, образуя живую ограду вокруг ристалища — зверь плюс наездник, четыре шага. Зверь плюс наездник, четыре шага. А что? Разумно. И охрана, и друг другу не застят. А ей, Ольге, куда? К Раиму? Ох и не хочется. Там столичные. Еще меньше хочется торчать в одиночестве. Пашке сейчас не до нее. К Рашу? Пашкин зверь стоит в строю рядом с Тусом. Надо ли нарушать установившийся порядок?
Раим подозвал ее сам, представил прибывшим. Называл какие-то имена, Ольга не запоминала. Уловила только, что один из них медикус. А в остальном — неинтересно. Если бы столичные еще глазами ее не ели. Хотя пусть едят, лишь бы не чавкали. Смущаться она не собирается, вот еще.
А, вот и началось. Лавэ вышел в круг, повторил причины дуэли, вызвал Пашку. Эрик и еще один из пришлых поводили над парнем руками. Магический обыск, сообразила Ольга. Артефакты ищут. Столичный что-то сказал, судя по всему — язвительное. Пашка напрягся, как дрын проглотил, шевельнул раздувшимися ноздрями и, не говоря ни слова, отточенным движением скинул китель, оставшись в рубашке без застежек. В той самой, не форменной, которую приспособил для тренировок. Ольга самолично из нее рукава выпарывала и подшивала пройму. Пашка подскочил к тетушке — ей доверил китель подержать, протянутые руки столичного проигнорировал.
— Все хорошо, тёть Оль, не бледней. Господин просто не любит иномирцев. Зато не придерутся теперь. А защитку, — Пашка качнул амулетом в ухе, — мне разрешили не снимать.
И ускакал, напевая «Погоня, погоня, погоня, погоня»…
Что оставалось Ольге? Только перекрестить вслед. В центре ристалища Павла уже поджидал противник. Не Варгу, второй. Фрогс. Теперь, благодаря магии мундира, Ольга могла его рассмотреть. Поморщилась — здоровый. Не ниже Пашки. Взрослый. Тридцатник мужику, не меньше. Опыта, в том числе и боевого, поднакопить успел, во вседозволенность уверовать — тоже. Оля вцепилась в загривок Тыри, да так, что та чуть взвизгнула.
Точно. Тыря.
Нельзя, чтобы она сорвалась в атаку, если Пашка пострадает. Запереть ее не вариант — все нгурулы тут. Кроме арестантских. Хорошо, что Свап рядом, он умеет приструнить козявку.
Пашка спокойно стоял перед противником и ждал сигнала к началу. И чего лавэ медлит? А, вон чего. Пашка ухмыльнулся — Фрогса тоже заставили снять китель, тот шипел оскорбления и проклятья. Чего он там? Обещает руки оторвать, чтоб Пашка больше никогда китель надеть не смог? Ну-ну. Как там тётя хотела? Зуб за зуб? Пашка возьмет два зуба. И за страдания Малики, и за переживания тетушки. А то бледная стоит, что тот соевый творог.
— Начали, — прозвучало долгожданное.
Ой-ой-ой! Плохо, однако, лавэ своих наездников учит — никакого самоконтроля у дяди. Фрогс не выдержал улыбочек парня и ломанулся, как ужаленный в глаз носорог. Пашка чуточку, на четверть шажочка, отступил и пропустил набравшее инерцию тело мимо. Пнуть бы вдогонку под копчик, но уж очень глумливо выйдет — сослуживцы не оценят. И Пашка остался стоять, только развернулся в сторону противника. Фрогс, надо отдать ему должное, сумел собраться, хотя голову кружило от унижения. Он даже попытался маневрировать, навязать поганому иномирянину позицию против солнца.
— Прости, дядя. Мне так не нравится, — пробормотал вежливый Пашка и пробил серию ударов в грудь. Молотил как по груше в родной тренажерке. Со стороны удары впечатляли, но на самом деле особо сильными не были. Пашка бил без замаха, чтобы чувствительно было и обидно. Так противника не свалишь, не та эффективность воздействия. Хотя эффективности его тоже учили. Наставник у него был жесткий, с короткого удара в живот мог отправить восьмидесятикилограммового жилистого парня в трехметровый полет.
Так. Пункт первый — множественные синяки и ссадины — Пашка отработал. С точки зрения справедливости — маловато, ну да ладно, сойдет. Что там дальше по списку? Перелом запястья и обширная гематома под скальпом?
