местных, но люди шарахались от него и отказывались помогать. Кое-где пришлось применить силу.
В итоге он узнал, что белоголового эльфа действительно видели. Одни говорили, что он изнасиловал какую-то женщину, другие утверждали, что наоборот – спас от разбойника. След привел его ко всё той же лечебнице Розалины Найт.
– Все дороги ведут к вам, – пошутил он тогда, объясняя матери Эри, зачем пришёл.
Выяснилось, что несколько месяцев назад к ним действительно принесли сначала раненого мужчину, а потом эльфа с белыми волосами. Первый несколько раз приходил в себя, но в итоге скончался. Эльф же оставался без сознания, но каким-то чудом не умирал. Они поили его водой и медом, но в итоге были вынуждены отнести на чердак, так как комнат не хватало для менее безнадежных больных.
«Его мать – лесная колдунья», – пояснил Розалине Тираэль. Они вместе поднялись под крышу. Эльф лежал на соломе, и, хотя живым не выглядел, на теле не было пятен и иных следов разложения.
Тираэль присел перед ним на корточки и, стянув перчатку, прощупал пульс. Наклонившись к бледному лицу, он попытался услышать дыхание, а затем прижался ухом к груди.
– Он мёртв, – объявил полуэльф. – Но видимо, это случилось совсем недавно. Может, сегодня утром.
Взгляд Розалины сделался виноватым.
– Мне очень жаль, – сказала она.
– Уверен, его мать захочет сама похоронить его, – Тираэль приподнялся. – Позовите кого-нибудь помочь спустить вниз.
Водрузив тело Хоакина в телегу, он направился обратно к эльфийской границе. У кромки леса его встретила Тиара и, не особенно расспрашивая, велела ехать в Филдбург. Сама оставила свою роскошную лошадь и устроилась рядом с сыном.
Тираэль слышал, как она шептала какие-то заклинания. В какой-то момент велела остановиться и, уйдя в чащу, вернулась с парой корешков и кусочком коры. Растерев все в ступе, принялась мазать эльфу раны.
«Мертвому припарки», – с тоской подумал Тираэль, но потом решил, что Тиара не выглядит настолько уж отчаянной, и скорее всего, это способ сохранить тело до похорон. Спрашивать он ничего не стал.
Так дни и проходили – в молчании, прерываемом лишь на короткие диалоги об остановке на ночлег и ужине. Одно было хорошо: благодаря магии друидов их путешествие было не только безопасным, но и всегда находилось, чем подкрепиться.
Погода постепенно становилась холоднее, иногда шел снег, но сегодня из-за серой пелены показалось, наконец, солнце. По расчётам Тираэля, до Филдбурга оставалось всего ничего, будут завтра к вечеру.
– Останови, – Тиара нарушила тишину. Он послушно потянул за удила. – Что-то не так, – добавила она.
Тираэль огляделся. Деревья и дорога выглядели так же скучно и сонливо, как и минуту назад. Его ухо не слышало ничего необычного, но на то колдунья была и лесной, чтобы чувствовать лес. Полуэльф молча выжидал, пока она прикажет снова трогаться. Но тут его лошадь задергала ушами и, громко фыркнув, попятилась.
– Эй-эй, – прикрикнул он и стеганул её по крупу.
Поднялся ветер. Краем глаза Тираэль заметил слева что-то белое. Повернув голову, он увидел вихрь, напоминавший снежную поземку, только в метре от земли. Он двигался странно, словно наощупь. Сначала метнулся вверх, затем в сторону, затем вниз и в другую сторону.
Тираэль снова стеганул лошадь и та, наконец, пошла. С правой стороны появился еще один вихрь, и перепуганное животное шарахнулось вбок, едва не перевернув телегу.
Тиара, хранившая подозрительное молчание, перебралась к нему на облучок и, вытянув руку, успокоила лошадь. Затем бегло осмотрела Тираэля.
– Что происходит? – не понял он.
– Давай кошелек, – потребовала она с интонацией разбойника с большой дороги, но затем все же пояснила: – Духи и призраки не любят медь.
Один из вихрей приблизился к ним, и Тиара едва успела развязать мешочек и бросить в белесую дымку несколько монет. Призраку, если это был он, действительно не понравилось. Вихрь дернулся и метнулся к деревьям обратно в лес.
Тираэль подумал о втором и торопливо обернулся, но незваный гость как будто решил покинуть их сам. Переведя дух, он посмотрел на хмурое лицо Тиары.
– Что это было? – спросил он.
– Надеюсь не то, о чем я подумала, – туманно изрекла она. И собралась было вернуться к телу сына, как под шкурами что-то зашевелилось.
Тираэль вытащил из-за пояса кинжал. Первым показалась бледная рука, а за ней голова беловолосого эльфа. Выглядел тот так, словно только что вернулся с той стороны. Впрочем, так оно, по-видимому, и было.
Глава двадцать первая – Обстоятельства
Злодеи из сказок и легенд всегда действуют так, как будто наперед знают, что произойдет. Предугадывают всё точно, до мелочей. Арго хоть и видел себя достойным войти в легенды, да и надеялся, что уже входил, – не знал. Действовал по обстоятельствам и ориентируясь на свое понимание. Впрочем, злодеем он себя не считал, а всё сделанное при жизни и после списывал на судьбу. Но не на ту, что вынуждает смиряться и принимать свою участь, а ту, что зовёт и возносит.
У последнего хаарского императора, его отца, было три жены. Первую Арго никогда не видел, она умерла задолго до его рождения. Говорили, что её свалила какая-то северная болезнь, из-за которой та не могла перестать кашлять. От неё осталось две дочери, и ни одного наследника. Император женился снова, и вторая жена родила двух сыновей и еще одну дочь. Эту женщину Арго помнил хорошо. Крупная, с широким тазом, смуглой кожей и черными масляными волосами. Она происходила из знатной семьи и имела доступ к лучшему в Хаарглейде образованию и воспитанию, но несмотря на усилия своих учителей, была напрочь лишена всякой элегантности, а с возрастом потеряла и остатки красоты. И вот император, еще тогда не старый, решил жениться в третий раз. По хаарским обычаям не возбранялось иметь две и более жен одновременно, но семья второй восприняла поступок императора как серьезное оскорбление. Усугубляло ситуацию и то, что новой супругой он выбрал женщину-снегу. Из хорошей семьи, но никак не ровню знатному хаарскому роду. Зато она была красива. Арго больше походил на отца, а вот его младший брат Шон унаследовал тонкие черты лица и гладкую кожу.
Императорский двор раскололся на сторонников второй жены и тех, кому полюбилась его мать. Арго пытался наладить общение со старшими братьями, но всё попытки были встречены лишь презрением. В их глазах он виделся кем-то вроде бастарда, хоть
