У Олега с ногами… Не знаешь? — осторожно сообщил Артем.
— Гипс, что ли? Знаю! Балбес великовозрастный! В Альпах развлекся. Он и этот… ленивец… Левинец. Забаву нашли! По горнолыжной трассе — вниз, и друг дружке пластиковую бутыль со спрайтом на ходу перепасовывали. Бейсбол, блиннн! Ну и — в дерево! Жив остался — и слава богу. Повезло, Мая с ними была — сразу транспорт, клинику, чартерным рейсом в Питер. Мужики абсолютно беспомощны, когда у них со здоровьем нелады… Обошлось. Частичный порыв «ахилла» на обеих ногах. Полтора месяца. Днями должны снять… Так он электричкой, не на машине? И, поймав токмаревское невысказанное «все женщины бестолочи! гипс, блиннн!» — обычно Мая за рулем. Она вообще любит… поуправлять.
— Майя?
— Олина жена нынешняя.
— Такая… типа индианки?
— Ага. Знакомы?
— Отчасти. Майя? Или Инка?
— Ой, Тем, бородато. Индейскую тему мы с ними давно отшутили. Она — Мая. Не Майя. То ли балкарка, то ли кумычка, то ли ногайка. Кровей понамешано… Но, положа руку на сердце, повезло балбесу со второй попытки!
— Ему и с первой повезло… — машинально запустил комплимент Артем.
— Находишь?
Артем провел ладонью по Катюхиному бедру выше, к груди:
— Нахожу. Даже в темноте.
— Вредный!
— Я полезный.
— Чем?
— Ну, безвредный.
— Да уж. А жа-а-аль…
— Не жалей, не зови, не плачь!
— Все прошло?
— Ладно тебе, Катюх! Лежи, не ерепенься.
Лежали на том самом фанерном щите метр-на-два. Подстилка — сантиметровый поролон в сатиновой оболочке. Считай, голая фанера. Вместо подушки деревянный валик. По какой-то гречаниновской методике, извлеченной из недр буддизьма, — оптимальное лежбище для стабилизации позвоночного столба. Она всегда так спит, круглый год. Удобно! Нужно только привыкнуть…
Не хочет и не будет Артем привыкать! Вероятно, для позвоночного столба — оптимум, но мысли, мысли куда девать: будто в морге — на твердом столе под простынкой, и чурбачок под голову.
А рядом — Катюха. Не вместе. Рядом.
«Это я-то не люблю?! Я-то люблю… — Те-о-омуш!»
Истолковавшие превратно (срывая одежды! сейчас случится и прольется!) — остыньте… Ни хрена не случилось, не… пролилось. «Огонь моих чресел» вспыхнул и… опал. Ибо:
— Все птички на веточке, а попугайчик в клеточке! — рявкнул Кеша в решающий-пограничный миг, когда Катюха запрыгнула, обхватив за шею, обвив поясницу ногами, шелестя в ухо… Кеша трепыхнул, спланировал и буквально сел ей на голову.
Кыш! Кеша, кыш!
Сама кыш!
О, де труа! Только ты, он и я!.. Ваш-бродь, при мальчонке-то, ваш-бродь!.. Звиняй, дяденьку. Мы ж не знали, что ты птица!
Пустяшная помеха, если угар, если «грех мой, душа моя!» — хоть на стадионе под рев «Шайбу! Шайбу!» Но у Артема с Катюхой — не тот накал, не тот градус, не тот, да.
Нет, конечно, выйдя из тесного клинча (Брэк!), они в процессе Катюхиной чайной церемонии то и дело протрагивали запретное «про это». Почему запретное? Ничего подобного! Уже… обнюхались. В урочный час вольны вернуться к… нашим баранам. Без всяких церемоний! Но пока — чаю?
— Чаю так чаю!
…и чем естественней себя ведет, презрев ограничения, тем обширней поле Добра…
За плошкой пахучего аквамаринового кипятка (это чай? вы это прекратите! не чай он там пьет!) Токмарев уяснил, например, что порно-эстамп в коридоре — не Катюхино авторское художество, но юдинский подарок, компьютерная графика, иллюстрация нетривиального-виртуального пола: секс для Марика не средство извлечения удовольствия, а средство самопознания и познания других миров.
— Совсем дурак стал, да? То ли дело мы, Тем!
— Мы-то? Да-а!.. Кать! Не позвать ли нам Марика?
— Тебе со мной скучно? Тебе со мной спать хочется?
— Отчасти…
— Вредный!
— Я полезный. Просто подумал: давно не собирались вместе, полным составом…
— У него теперь магнит попритягательней. Компьютер! Я ему кота на Кондратьевском рынке купила и всучила, чтобы он хоть изредка от виртуалки отвлекался, не забывал — накормить, выгулять. Ты б видел эту образину! Башка — как телефон!
— Видел. Бойкот? Видел.
— Вот видишь! Забудет — Бойкот ему напомнит! Особенно весной. По весне, знаешь, коты…
— Да-а!.. По весне мы, коты, — ух-х!
— Оно и видно, молодой человек, оно и видно.
— Кать! Я вторую… фактически третью ночь на ногах.
— Оправдываться в милиции будешь.
— Это ты будешь. В понедельник.
— Вредный!
— Полезный.
— Ложись, гигант! Какая с тебя польза!
— Ты о чем?
— Ни о чем. Не обольщайся.
— И не обольщаюсь.
— Жа-а-аль…
Словом, нескончаемое — под стать чайной церемонии — общение в колее светского легкого сарказма, с балансированием на грани «про это».
Общение? По совести, Токмарев отделывался лишь связующими репликами.
Гречанинова периодически вскидывалась:
— А ты-то как, Тем?
— Служу Отечеству, Катюх! — нарочито солдафонно.
— Ага! А у меня тут…
И впрямь! Служба есть служба. Пост сдал, пост принял. Армейские будни. То ли дело «у меня тут»!
При иных обстоятельствах (времени, места, образа действия) Артем наверняка поскучнел бы. Общение подразумевает диалог. Но — ни малейшего желания развивать тему «служу Отечеству!». А вот впитать и отфильтровать гречаниновское чик-чириканье — пополнение базы данных:
Катюхин испуг про милицию — суета сует. Ордена, видите ли! До понедельника (повестка!) — гуляй… то бишь ночуй безбоязненно.
В актив.
У Гомозуна — своя «гвардия». (Как же, как же! В тамбурах, помнится… На кой Олежеку инвалидствующие гвардейцы в сосновоборской электричке — вопрос, но риторический, не сейчас.) Был авантюристом и остался таковым! Должен объявиться вот-вот.
В актив.
Обрывочные сведения… то-се, «клинической идиоткой надо быть, чтобы с Генкой… ой, прости, Тём!» (Сосновый Бор — город маленький, все все знают), Марик, обмен, индианка Майя-Мая…
В актив.
Ну и по мелочи (а приятно)… Не сегодня завтра таки соберемся полным составом — Артем, Катюха, Марик, Олежек, Ген… кха… (особая статья). А зачем? А хочется! Но не сегодня, ладно? Завтра.
Поспать бы… Минут шестьсот. Он ведь действительно третьи сутки на ногах. Но вынужден обозначаться репликами (не засыпаю… нет, мне интересно… нет, весь внимание… да, чай — обалдеть). И жестко, и ядрена калабашка под затылком! И голова снова потрескивает… трещщщиттт (маловато будет одного сеанса юдинской игротеки «Здоровье»).
— Темуш? Что болит?
— Ничего-ничего.
— Перестань. Я же чувствую. Что?
— Ничего-ничего.
— Голова? Здесь?
— Катюх, спи!
— И здесь, да?
— Да, да! Спи. Пройдет. Таблеток не пью!
(Дежавю, блиннн! Наталья чуть что: «выпей таблетку?» Не пью, блиннн… таблеток. Их никто не пьет! Глотают, если на то пошло. Но и не глотаю!)
— Какие, блиннн, таблетки, блиннн! Ну-ка, раздевайся. Раздевайся говорю! Совсем! Весь вечер упрашиваю!
— Птички уснули в саду? — неудачно съязвил Артем про
