— Чего стоила гётеборгским налогоплательщикам эта небольшая прогулка в шхеры, не хочу и думать. Но мне точно придется узнать об этом от начальника полиции.
Полицейские заполнили места в трех портовых полицейских катерах на сиденьях и в рубке. Нильс и Нурдфельд были единственными, кто оставался на причале.
— Ну? Вы что, не собираетесь на борт? — спросил Нурдфельд.
— Я не уеду с острова, пока не найду Эллен, — ответил Гуннарссон.
— Но нам же сказали, что она уехала домой!
Нильс покачал головой.
— Она не уехала домой. Вчера я говорил с ее матерью.
— Ну, значит, она поехала куда-то в другое место! Не все же она рассказывает своей матери. Или вам… Что касается баб, то вы поразительно наивны. Я знаю, что у вас были отношения с этой девицей и что вы надеетесь вернуть ее. Но нельзя же позволить бабьим капризам определять работу полиции!
— Это не капризы. Вы читали письмо, найденное у шкипера.
— Да; оно изобиловало преувеличениями, было драматично и отчаянно… Хорошо, даже если десятая часть из него являлась правдой, у нас были причины все проверить. Мы это сделали — и теперь отбываем домой.
— Комиссар, мы готовы отплыть, — крикнул один из полицейских.
— Идем, — ответил Нурдфельд.
Полицейский завел мотор.
— Поезжайте, — заявил Нильс. — А я останусь до тех пор, пока не найду Эллен.
— Боже мой, Гуннарссон, вы упрямы, как осел… Как вы попадете домой? Моторка карантинной станции конфискована, а ее шкипер сидит в обезьяннике.
— Это мое дело, — сказал Нильс.
Вид у комиссара был такой, будто он собирался сорваться. Но вот Нурдфельд поднял голову, и взгляд его переместился куда-то в сторону. Нильс обернулся.
По лужайке быстро шел молодой человек. Настолько быстро, насколько позволяла хромота. У него были лохматые темные волосы; расстегнутая рубашка развевалась на ветру.
— Подождите! — запыхавшись, крикнул он и помахал рукой.
— Вы кто такой? — раздраженно спросил Нурдфельд.
— Ион Ланге. Я слышал, что вы… — Парень был вынужден согнуться чуть ли не пополам, чтобы восстановить дыхание. — Я слышал, что вы спрашивали про Эллен. Она жила у нас.
— Мне сказали, что она отсюда уехала, — произнес Нильс.
Молодой человек решительно покачал головой.
— Это неправда. Вы говорили с моей матерью, а она солгала вам. Эллен не уезжала. Но она пропала.
— Что вы имеете в виду?
— Когда я спустился на кухню, плита была холодной, а Эллен всегда разжигала ее, как только вставала. Сейчас я был в столовой и разговаривал с матерью. Эллен не было дома всю ночь. Мы за нее беспокоимся.
— Почему вы не сказали об этом никому из полицейских? — воскликнул Нильс. — Они же обошли все домики…
— Я только что проснулся. Я сплю крепко. — Ион выглядел расстроенным.
Нильс презрительно хмыкнул. Молодой человек стоял близко от них, и, даже не обладая нюхом таможенника, можно было почувствовать тошнотворный запах перегара.
Глаза его заморгали от солнечного света, лицо перекосилось от отчаяния. Он схватил Нильса за руку и умоляюще закричал:
— Помогите нам! Помогите нам покончить со всем этим!
Гуннарссон выдернул руку.
— А вы сами знаете, где она может быть? — спросил он.
— Похоже на то.
— Где?
— Я могу показать. Но туда надо идти.
Нильс бросил взгляд на Нурдфельда.
— Я тоже пойду, — сказал комиссар. — Этот человек меня заинтересовал. Подождите! — крикнул он полицейским на катерах. — Или сойдите на берег, если хотите. Мы еще не закончили.
* * *
Около получаса они шли через мокрые утесы и поникший вереск. Их проводник шагал впереди метрах в двадцати качающейся походкой, подтягивая правую ногу, как непокорную ношу. С тех пор как они покинули территорию станции, он не произнес ни слова.
— Неприветливые тут места, — пробормотал Нурдфельд, оглядевшись в сероватом тумане. — Долго он еще собирается идти?
Нильс вспомнил, как они ходили здесь с доктором Кронборгом. Тогда еще было лето; море сверкало на солнце, а утесы казались красивыми. Сейчас все было мрачным.
— Мы уже скоро придем, — сказал он. — Остров не такой большой.
— Этот Ион Ланге, похоже, одержим Эллен не меньше вас, Гуннарссон. Интересный тип, правда?.. Во всяком случае, мы, похоже, нашли здесь своего человека. Тогда наша поездка хотя бы окажется не напрасной… Но как этот хромой может идти так быстро? Куда он так торопится?.. Ну, кажется, пришли.
Ион остановился у густого кустарника, обернулся и посмотрел на них.
— Как я и думал, — тихо сказал Нурдфельд. — Он ведет нас прямо к цели.
В следующий миг молодой человек пропал из виду. На расстоянии казалось, что он зашел прямо в гущу ветвей — и исчез.
Наверху, в сером небе, с криком летали чайки. Нурдфельд, склонив голову набок, хмуро смотрел на них.
— Поздравляю. Скандинавские грифы… Они чувствуют падаль. Мне кажется, вам не надо идти дальше, Гуннарссон. Я знаю, что у вас к ней личные чувства…
Но Нильс не слушал. Не дожидаясь Нурдфельда, он побежал по тропинке к кустарнику, перепрыгивая через трещины, взбираясь по неровностям, и, наконец, пробрался через узкий проход в боярышнике.
Спустившись, он увидел Иона Ланге в пещере, полной высоких отцветших растений. Дальний конец был прикрыт брезентом.
Позади Нильс услышал пыхтение и брань. Раскрасневшийся Нурдфельд появился рядом с ним в тот момент, когда Ион сдернул брезент.
Когда Нильс увидел, что скрывал брезент, он судорожно задышал.
Эллен неподвижно лежала в позе зародыша, с закрытыми глазами; руки ее обхватывали плечи, а воротник пальто был поднят, словно она хотела защититься от холода… или от опасности?
Гуннарссона парализовало чувство вины. Зачем он позволил ей ехать сюда? Почему так скупо отвечал на ее письма? Она, должно быть, думала, что ему на нее наплевать… Неужели вот такое последнее впечатление осталось у Эллен от него?
— Я вас предупреждал, Гуннарссон, — произнес Нурдфельд, кладя руку ему на плечо. — Идите на карантинную станцию и приведите сюда несколько констеблей. Не думаю, что вам надо здесь быть. Я останусь.
— Нет. Именно здесь я и должен быть, — твердо сказал Нильс. — И уже давно.
Поскользнувшись на куче камней, он рванул вперед и через секунду оказался у дальнего конца пещеры.
Хромой наклонился над Эллен. Он протянул руку и осторожно погладил ее щеку. Она вздрогнула, села и с ужасом посмотрела на него.
