на несколько дней из Варшавы, теперь опять укатил в Берлин. До этого они отправили туда документы из-под Москвы. Там есть какой-то Рославль, — так вот, в этом городе вызвал их к себе генерал Шенкендорф и говорит: «Москву в этом году не возьмем, это совершенно ясно, господа. Вам больше делать тут нечего: можете ехать, куда хотите!..» Эдмонд говорит, что, возможно, их пошлют в Африку, Взять архивы из Каира и Александрии.
Фрау Генриетта, как видно, не поняла Хильду.
— Что же это за документы? Почему за ними нужно посылать целые экспедиции?
— Это — государственные архивы! — объяснила Хильда. Из Ленинграда, например, они привезли много советских фильмов. В министерстве иностранных дел уже смотрели эти картины, присутствовал сам Риббентроп.
— Ленинград же не взят, Хильда! Как могли вывезти оттуда киноленты?
— Так загородные царские дворцы захватили, фильмы там хранились. Одним словом, Эдмонд живет неплохо!
Фрау Генриетта постукивала ногтями по чисто выскобленным доскам стола. По лицу ее видно было, что ее не радовало ни то, что из Ленинграда увезли в Берлин киноленты, ни то, что дела Эдмонда весьма хороши. Правда, ее землячка Хильда тоже не особенно восторгалась успехами победоносного германского оружия. Она была довольна уже тем, что ее муж не на фронте и, следовательно, все благополучно. Остальное Хильду мало интересовало. Возьмут Москву и Ленинград или не возьмут — это ее не касается. Пускай воюют!.. Единственно, что ей не нравилось — это то, что она осталась одна, скучает без мужа и вынуждена в одиночестве совершать такие вот поездки, навещая родных и друзей.
Не уделявшая во время разговора никакого внимания парням, фрау Хильда вдруг повернулась к ним:
— А вы чем занимаетесь?
Уклониться от ответа было невозможно.
Гарник пожал плечами, помедлил с ответом:
— Мы безработные.
— Чудачка ты, Генриетта! — укорила Хильда. — В вагоне и так негде повернуться, а ты еще безработных у себя держишь.
Гарник покраснел до ушей.
— Хильда! — резко воскликнула фрау Генриетта. — Они — мои гости!
— Я понимаю, но ведь и в твое положение надо войти. Пускай поработают! Тут как-то приходила крестьянка одна. Плачется, что нет работника, — мужа взяли в армию, осталась одна. Пусть идут к ней!
— Они едут в Вену, Хильда.
— Вена от них не убежит!.. Идите-ка к той женщине, — Эрной ее зовут. В три часа она придет за велосипедом, так я пошлю к вам.
Чтобы положить конец разговору, фрау Генриетта сказала:
— Хорошо, пусть зайдет.
Хильда, снова позабыв о гостях, рассказала о том, какие ценные посылки с восточного фронта получают ее знакомые. Муж одной из ее подруг прислал, оказывается, домой великолепную шубу и горжетку из чернобурой лисицы.
— Что, купил там? — притворилась наивной фрау Генриетта.
Хильда усмехнулась.
— Ну, купил — стащил, наверно! Трофеи!.. Мне пора, заболталась. Так подумай о Терезе, дорогая Генриетта. Жаль Иозефа не придется видеть. Все еще философствует? Вот его философия и довела вас до этого вагона. Будь здорова, милая!.. Ту крестьянку я направлю сюда, пусть заберет парней.
Фрау Генриетта вышла ее проводить.
— Понял, Ваня? Она бросила нам в лицо: мол, сидите на шее у бедных людей! Что же, она права. Предлагает работать у какой-то кулачки.
— Я согласен, пожалуй. Все равно мы не можем двинуться с места. А эта, может, будет платить. Здесь нам оставаться нельзя.
— Слышал новости: гостья сказала, что в этом году Москву не возьмут? Да и под Ленинградом они разобьют себе башку.
Вернулась Генриетта, стала извиняться:
— Хильда безвредная женщина, только язык у нее… Кто бы ни был — ляпнет прямо в лицо. Она может дружить со всеми, в политике не разбирается. Знает, что мы коммунисты, что нас избегают, но по-простецки не придает этому никакого значения.
— Далеко ли село, где она предлагает нам работу? — спросил Гарник.
— Этого я не знаю. Обещала прислать хозяйку. Придет, выясним. А разве вы согласны?
— У нас нет другого выхода, фрау Генриетта. Конечно, мы согласны временно поработать у этой женщины. Ведь у нас даже денег на дорогу нет.
— Да, конечно, — грустно согласилась госпожа Генриетта. — Без денег вы не сможете двинуться. В другом месте можно было бы организовать сбор, а здесь к кому обратишься?..
К обеду явилась Эрна. Это была крепко скроенная, краснощекая женщина лет тридцати пяти.
Генриетта начала расспрашивать ее. Выяснилось, что Эрна из ближайшего села Гат, у нее двое детей, большое хозяйство. До этого ей помогал свекор, но старик недавно умер.
Рассказывая об этом, крестьянка глазами покупательницы оглядывала двух парней и задала вопрос:
— Женаты?
Получив отрицательный ответ, она живо обернулась к фрау Генриетте.
— Отдайте мне обоих!
— Я не хозяйка им, — вежливо поправила Эрну Генриетта. — Они сами вольны решать.
— Мы согласны, — сказал Великанов.
— А сколько отсюда до вашего села? — спросил Гарник.
Ему хотелось знать, сможет ли он хоть изредка навещать семью Шиндлеров.
— По прямой дороге километров пятнадцать, по автомобильному шоссе — двадцать.
— У него, — Гарник показал на Великанова, — болит нога, он не доберется пешком…
— Может сесть в велосипедную коляску.
Переговоры были недолгими. Другого выхода не было, а Эрна обещала хорошие условия. Попрощавшись с гостеприимной фрау Генриеттой, они направились вслед за новой своей хозяйкой.
Вскоре они выехали из Цельтвига и повернули в сторону высоких гор Гохрехарт. Дорога шла по правому берегу светлой речушки.
Великанов устроился в коляске рядом с Эрной, а Гарник сидел за рулем и усиленно нажимал педали велосипеда. Дорога была не очень прямой и гладкой, — Гарнику приходилось не легко.
Впереди и сзади двигались такие же коляски или просто велосипеды. Одни мчались навстречу, другие обгоняли. Наши беглецы с удивлением смотрели на женщину, которая везла ребенка в корзинке, как в люльке, привязанной к велосипеду. Изредка встречались подводы, запряженные лошадьми.
Эрна несколько раз, заменяя Гарника, сама садилась за руль. Правила она очень уверенно, иногда оглядывалась назад и улыбалась своим пассажирам. А когда Гарник снова сменял ее, Эрна пускалась в несложные разговоры с Великановым. Она уже знала, что ее работники «армяне», приехавшие из Германии и что у них здесь нет никаких знакомых.
У Эрны были свои планы. Если парни окажутся работящими, это принесет большие прибыли. В этом году из-за отсутствия рабочих она не окучивала картофель. Не сумела продать огурцы. И молочные продукты от четырех коров не могла вывозить на рынок потому, что некому было смотреть за скотиной. Кто-то из этих парней станет стеречь скотину, а другой на этой самой коляске раз в два-три дня будет выезжать в Цельтвиг, Кнительфельд или Югенбург, где быстро раскупают молочные продукты и
