в ушах, и я с трудом мог разобрать выкрики моих спутников. Уже через пару минут среди скал раздались первые выстрелы – рокочущим эхом они отразились от склонов гор, и лошади оттого только испуганно прижали уши, но не остановились: военная жизнь приучила их и к такому.
Нас явно окружали.
Теперь мы оказались на открытой плоской площадке среди скал, что при почти полном отсутствии здесь деревьев и крупных кустов делало нас идеальными мишенями.
«Скорей бы проскочить…» – подумалось мне.
Вдруг вокруг нас засвистели пули, выбивая из земли под конскими копытами фонтанчики пыли, песка и мелких камней.
Поручик грубо выругался и натянул поводья:
– Стой! В круг! Занять оборону!
Я не понял команды, но, оглянувшись на моих спутников, стал спешно повторять за ними все их действия.
Казаки, резко остановив коней, соскочили с седел и, одной рукой снимая с животных все оружие, которое при них было, и держа поводья в другой, принялись выстраивать лошадей кругом.
То же сделал и я.
Мы таким образом оказались внутри живого заграждения.
Проверив лежавший в кармане пальто револьвер, я снял с плеча винтовку, надел на полый затравочный стержень винтовочного замка колпачок капсюля и взвел курок.
Снова послышались выстрелы, и несколько пуль взметнули желтую пыль совсем рядом с нами.
Внезапно лошадь одного из казаков взбрыкнула, едва не вырвав поводья из рук своего хозяина, и попыталась встать на дыбы, но лишь захрипела, мотая окровавленной головой и распугивая других коней, которые теперь тоже начали кидаться из стороны в сторону.
Поручик выхватил свой револьвер, взвел курок и выстрелил. Сраженное животное повалилось на бок и затихло.
Лошади продолжали метаться, оглушая нас своим ржанием. Поводья натянулись, защелкали плети, послышалась ругань.
А потом все стихло.
Наше укрепление пока еще держалось.
Мюриды, однако, все не появлялись. Время от времени среди камней то тут, то там мелькали папахи или блестела сталь, и тогда мы перекидывались негромкими короткими фразами, сообщая друг другу о неприятеле.
В наступившей тишине, изредка разрываемой одиночными выстрелами, мы стояли на желтом песчаном пятачке среди скал и ждали развязки.
– Их пока человек двадцать, – сказал Шапитилов, – и, если они сейчас бросятся на нас, у нас всемером будет возможность отбиться. А вот если по нам станут просто стрелять, то дело худо…
– Почему же всемером, поручик? – перебил я его. – Неверно считаете!
– А потому, ваше степенство, что вы человек штатский, торговый, к таким авантюрам не приученный, – не поворачивая головы в мою сторону, процедил Шапитилов. – Так что лучше бы вам залечь вон там, за подстреленной лошадью, и лишний раз не высовываться…
– Что я вам, таракан, что ли? – в лицо мне бросилась кровь. – Схорониться в щелку при первой же опасности!
– Вас, поди, Господь Бог для иного дела определил, а тут уж мы, люди бывалые, как-нибудь да справимся, – Шапитилов повернулся ко мне и сверкнул глазами.
– Зачем же тогда вы вручили мне это ружье? – воскликнул я. – А кинжал? Зачем убедили купить этот револьвер, если смотрели на меня лишь как на бесполезный обоз?!
– Хорошо, воля ваша! Ввосьмером… – с нажимом ответил поручик, раздраженно покрутив головой, – тем более можно как-то выстоять. Только совсем уж поперек батьки в пекло не суйтесь!..
Тем временем горцы приближались: они все ближе и ближе подбирались к нашим позициям с трех сторон, медленно подползая к нам по серым склонам скал.
Мы все ждали, желая подпустить противника поближе, чтобы стрелять наверняка. Стоявшее в зените солнце пекло нам головы, и пот заливал мне глаза, отчего фигурки мюридов становились неясными и расплывчатыми.
– Почему они так медленно нас окружают? – спросил я поручика.
– Они всегда окружают медленно и с трех сторон, четвертую же оставляют врагу для отступления. Но если мы теперь побежим, то нас догонят и добьют в спину. Вот тогда это будет быстро…
Мюриды уже занимали позиции у подножья скал на расстоянии броска камня, прячась за скальными уступами и кустами.
Вдруг разом прогремело несколько выстрелов, и еще две лошади из нашего живого укрытия забились в агонии. Достреливать их уже не пришлось: пули посыпались на нас градом. Лишившимся коней всадникам оставалось только укрыться за их телами и, по очереди заряжая пули и порох в ружейные стволы, отстреливаться из своих коротких винтовок. Прочие же из нас старались сладить с оставшимися на ногах животными, лишь изредка стреляя в ответ. Вести огонь из-под конского брюха было почти невозможно, и мы висели на конских головах, уперевшись сапогами в землю и вцепившись руками в поводья в попытках удержать на месте перепуганных скакунов. Каждый, кто лишался лошади, сразу залегал в укрытие и присоединялся к стрелкам.
Не прошло и пяти минут, как мы все оказались на песке в кольце из тел павших животных. Двое казаков из шести были ранены.
Наступило короткое затишье. Шапитилов щелкнул курком винтовки и скомандовал:
– Заряжай! И перевязать раненых!
В тишине то там, то здесь нам слышался хруст мелких камешков. Они сыпались, выдавая врага, но он уже не стремился скрыть от нас своего присутствия. Медленно, но неумолимо, тихо и мягко, будто ящерицы, огибая кусты и каменистые уступы, горцы приближались к нам. Их бешметы и папахи сливались с землей и камнями, но мы все равно не могли их не видеть. Мы видели и ждали, ждали, зарядив все имевшееся у нас оружие, вынув из ножен шашки и кинжалы и готовясь сойтись вплотную.
А потом они обрели лица. Издали мы различали только фигуры, но теперь вдруг мы могли рассмотреть каждого из них во всех подробностях, ибо они побежали на нас столь резво, что, как мне показалось, сумели преодолеть разделявшее нас расстояние за считанные мгновения.
Мы все выстрелили почти одновременно. Несколько человек из нападавших упали ничком. Мы отбросили ставшие теперь бесполезными винтовки и, схватив шашки и кинжалы, вскочили и заняли круговую оборону.
Первый мюрид, попытавшийся с отчаянным кличем перескочить круп застреленной лошади, напоролся на выставленный Шапитиловым клинок и упал замертво. Второй получил разящий удар по ногам, мешком повалился через конский труп и немедленно был зарублен. Затем вдруг из-за баррикады хлопнул выстрел, и один из казаков упал – его аляпистый кушак мгновенно потерял краски, превращаясь в пропитанную кровью тряпку.
Вынув из кармана пальто револьвер, я бросился в укрытие под бурый липкий бок лежавшего коня и, схватив рукоятку обеими руками, нажал на спусковой крючок – серая папаха молодого горца оказалась хорошей мишенью. Тут же я выстрелил еще раз, сразив мчавшегося на меня врага с поднятой над головой
