что под конец меня уже изрядно клонило в сон, пусть я и старался сохранять бодрый вид в благодарность хозяевам за их гостеприимство.
Наконец ужин кончился. Мы поднялись и, в самых восторженных выражениях поблагодарив Семена Игнатьевича с супругой за прием, стали прощаться. Пусть подобная предосторожность все еще казалась мне несколько чрезмерной, полицмейстер, провожая нас почивать, твердо пообещал нам прислать поутру конвой из шести вооруженных казаков.
Глава IX
Шапитилов, полностью одетый и снаряженный, разбудил меня на рассвете.
– Хорошо, что у вас немного вещей, – сказал поручик, пока я быстро одевался. – Мы сможем отказаться от повозки, и потому в пути будем гораздо расторопнее. К слову, вы хорошо держитесь в седле?
– Неплохо, – ответил я.
– А где ваш револьвер?
Я молча кивнул на стоявший в нише раскрытый желтый футляр, в котором на синем сукне в окружении различных приспособлений для ухода за оружием поблескивала моя недавняя покупка.
Поручик вздохнул:
– Выньте его из коробки, зарядите и держите при себе! Я жду вас снаружи…
Взяв свои вещи, я вышел из дома к воротам.
Предрассветный туман уже рассеивался, но было еще свежо и зябко. Навстречу мне выбежал мальчик, ведя на поводу крепкую каурую лошадку. Я привязал два небольших саквояжа с личными вещами к седлу и огляделся.
У ограды стояли и курили шестеро молодчиков в папахах, черкесках и бурках – видимо, тех самых казаков, которых направили нам в качестве охранения. Самый молодой и тщедушный из них, белобрысый, подпоясанный аляпистым, расшитым какими-то огромными цветами кушаком, должно быть, на потеху своим товарищам крикнул мне:
– Не далеко ли на ярмарку собрались, ваше степенство?
Казаки загоготали.
Я только обернулся и молча окинул остряка взглядом с головы до ног: не препираться же мне со вчерашним отроком! Впрочем, тот, немного смутившись, крикнул снова:
– Не извольте беспокоиться, ваше степенство! Доставим в лучшем виде-с! – и он, вытянувшись, притопнул каблуком сапога.
Хлопнула дверь, и на крыльце показался Шапитилов. В руках он нес две винтовки. Одну из них он протянул мне.
– Револьвер – дело хорошее, но и винтовка вам совсем не повредит. И вот еще… – он вынул из-за пояса кинжал в кожаных ножнах и аккуратно, почти бережно передал в мои руки.
Потом поручик перекинул свое ружье через плечо и вскочил в седло:
– По коням! В походную колонну!
Я последовал за ним. Казаки вывели на дорогу своих скакунов и построились друг за другом след в след.
Так началось наше путешествие по Кавказу. В пути нас сразу обступили могучие скалистые горы, покрытые скудной растительностью. Их то здесь, то там разрезали на части узкие и быстрые горные потоки. Высоко над ними в облаке мелких брызг покачивались мосты. Как говорили, несколько раз в году эти речки стремительно и обильно разливаются, и вода в низинах после сильных дождей поднимается так скоро, что, если вы окажетесь на дне ущелья, то живым оттуда уже не вернетесь…
Наши лошади оказались привычными к крутым спускам и подъемам дороги и потому шли довольно резво и уверенно. Казаки негромко перебрасывались меж собой шутками, Шапитилов же в пути по большей части молчал, изредка окликая меня по какой-нибудь дорожной надобности.
Пройдя к полудню полтора десятка верст, мы решили устроить привал у пересекавшего наш путь небольшого горного ручья с холодной и вкусной водой. Выставив караул и стреножив лошадей, мы набрали во фляги воды и принялись за поднесенные полицмейстеровой женой гостинцы. Усевшись обедать на камень недалеко от края обрыва, мы с Шапитиловым наслаждались открывшимся нам великолепным видом. Стало заметно теплее, полуденное солнце слепило глаза, и ветер насквозь продувал нашу расстегнутую и влажную от пота одежду.
– Посмотрите на это, – сказал поручик, указывая на раскинувшийся перед нами пейзаж. – Вот уже десять лет эта природа или, точнее, это царство камней упорно тянет меня к себе, будто у здешних гор есть внутри огромный магнит. Здесь другой воздух, другая, более широкая, чем где бы то ни было, линия горизонта. Этот изломанный скалистый хребет… Нет, боюсь, я не смогу уже подолгу задерживаться в наших когда-то привычных тихих провинциальных городках…
Я был склонен с ним согласиться. Вид гор и в меня вселил какое-то невероятное чувство спокойствия, ощущение всего мира под пятою, и лишь облака, медленно плывшие в лазоревой вышине, смотрели на нас сверху, рождая собою какие-то невероятные, причудливые картины. Небольшие, белые, с изрезанными краями, они стали бы настоящим богатством для яркого детского воображения. Вспомнив себя ребенком, я отчетливо увидел в небе пушкинский профиль, потом вдруг разглядел орла, башню старого замка, а потом – слона, бабочку, крокодила… В детстве я думал, что за этими облаками скрывается парящий сказочный остров или же то самое «тридевятое царство», и когда садилось солнце, оно раскрашивало сады и леса этого царства в золотые и розовые оттенки…
Однако сейчас солнце стояло в зените, и казаки из нашего охранения, успев собраться после привала, уже подтягивали конские подпруги, готовясь продолжить путь.
Я вздохнул и, повинуясь указанию Шапитилова, поднялся на ноги: нам следовало, не задерживаясь, ехать дальше.
Узкой петляющей дорогой мы спустились со склона вниз и теперь двигались по лощине, поросшей все тем же мелким кустарником. Вокруг было тихо, и лишь сверху над нами парил беркут, зорко высматривая свою добычу. Ехать теперь стало довольно легко, и мы прибавили ходу. Нестись вперед по ровной тропе было приятно, и среди своих попутчиков я тоже почувствовал оживление.
Любуясь изломами кромки гор, я внезапно наткнулся взглядом на нечто, чуждое пейзажу. Я даже не сразу осознал, на что именно, но тревожная мысль заставила меня повернуться и внимательно всмотреться в то, что я заприметил.
На одной из вершин в слепящих меня лучах солнца я увидел черный силуэт вооруженного всадника.
Я окликнул Шапитилова.
Тот обернулся, и я рукой указал ему на фигуру.
– Стой! – поручик дернул поводья, и конь под ним осел на задние ноги.
– Засада, братцы, – пронеслось среди казаков.
– Все ко мне! Приготовить оружие, – скомандовал Шапитилов и кивнул на гору. – Там один… Это примерно версты три-четыре отсюда, и их, скорее всего, много…
Кто-то казаков, удерживая взволнованного коня, проговорил:
– До торной дороги верст семь будет, ваше благородие, оттуда до станицы – еще версты три. Туда не сунутся!
– Вперед! Галопом! Марш! – поручик ткнул коня каблуком и щелкнул нагайкой.
Мы пришпорили лошадей и понеслись через лощину. Мелкие камешки, вылетавшие из-под копыт, колотили по сбруе, подвязанным к седлам мешкам и по подошвам наших сапог, отскакивая затем в разные стороны. Ветер свистел
