северянин был пешком, и как ни странно, один. Зато, все в том же неизменном плаще. Катрин уже не в первый раз задумалась, как он переносит жаркое солнце, в столь плотной одежде.
– Ингвар, рада тебя видеть! – о размолвке она решила не вспоминать, какой толк, если это одна из последних встреч, если не самая последняя…
Какое–то время они шли молча. Мужчина не торопился, подстраиваясь под ее шаг, Катрин не спешила нарушать тишину, стараясь запечатать прогулку, глубоко в сердце. Так они дошли до перекрестка.
– Леди Катрин, – северянин наконец нарушил молчание, – Было бы большой дерзостью с моей стороны, пригласить вас к себе, но я бы хотел с вами переговорить.
– Мы можем зайти ко мне, – помедлив ответила Катрин, – Права на свой дом в Торде, я утрачу лишь через день.
Они ступили в прохладу бревенчатых стен, и Ингвар снял капюшон. Женщина украдкой разглядывала его лицо. Ей до покалывания в пальцах, захотелось коснуться его щеки, но она поспешила отогнать странное желание. Ингвар задержался у окна, затем сел напротив Катрин.
– Вы можете не больше не беспокоиться насчет Арта Гортеля. Он предупрежден, и теперь любое решение будет исключительно на его совести.
– Но вы же говорили, что это очень опасно, – Катрин понизила голос до шепота.
– Он узнал это не от вас, так что можете не беспокоиться, – и заметив ее тревожный взгляд, легко улыбнулся, – Поверьте, на ваше имя не пало даже тени подозрения. Арт достаточно смыслит в торговых делах, чтобы выбрать свой путь. Постарайтесь забыть об этом.
Катрин, помедлив, кивнула. Внутренний узел немного ослабил свою хватку.
– Вы рискнули жизнью, ради моего спокойствия? – ее голос дрогнул.
Ингвар поднял бровь, повторяя ее мимику, и снова улыбнулся.
– Звучит героически, но на деле, я мог сделать это раньше, не вступая с вами в бессмысленные споры. Разве может что–то грозить жителю дикой холодной страны?
Женщина смутилась, и закусила губу.
– Леди Катрин, оставим это в прошлом. Я искал вас по другому поводу, только не смотрите так испуганно. Все утро думал, как начать разговор, а сейчас все слова кажутся неподходящими.
– Скажите самую суть. А если не можете, начните с самого начала, – предложила Катрин. Ей было не столько важно, что собирался сказать северянин, сколько хотелось сидеть напротив, слушая его голос.
– Хм… Сначала… Если вас не утомит, я готов вести рассказ, хоть с великой зимы, длившейся тысячелетия, но так мне никогда не перейти к сути. Поэтому начну с более близких событий.
На моей родине, когда юноше исполняется семнадцать, он отправляется странствовать по свету. Чтобы, как у нас принято считать, остудить горячую кровь. За это время мы обходим полмира, служим на кораблях, и в охране, набираемся военного опыта в царствах великой пустыни. С возрастом кровь остывает, и родная земля начинает тянуть с неимоверной силой. Лет через десять странствий, мы возвращаемся на родину, чтобы больше никогда не покидать ее, предоставляя молодым право испробовать этот мир на прочность.
Несколько лет назад, я взял под покровительство юношу с нашего острова, чтобы он освоился с новыми обычаями. Но в первые же дни, этот несдержанный на язык молодой человек сумел найти неприятности на наши головы.
Катрин улыбнулась, догадываясь, о ком идет речь, А Ингвар продолжил.
– По иронии судьбы, в стычке пострадал самый опытный воин, но зато это охладило пыл местных молодчиков, которые хотя бы оказались знакомы с законами. Рикард, еще не зная различий между нашими и вашими обычаями, притащил меня в первый попавшийся дом. Решив, что раз он заперт – значит пустует.
Мне кажется, что сама богиня Аветта, проложила ему путь под ваш кров. К сожалению, рана еще доставила мне немало неприятностей, поэтому я продолжительное время оставался в столице, попутно улаживая малоинтересные дела.
Когда же столичный лекарь выпустил меня из своих цепких рук, я поспешил в Валену, чтобы еще раз увидеть вас. Но прибыл ровно в тот день, когда вы стали женой более везучего человека.
Я долгое время убеждал себя, что меня ведет лишь благодарность за спасенную жизнь. Ведь вы не только остановили кровь, но и промыли рану настолько хорошо, что она не отравила мою кровь. В противном случае, мне бы не добраться до столицы.
Когда вы вышли замуж, я решил, что самое разумное – забыть вас. Но мне не удалось этого сделать. Когда жизнь вашего мужа трагически оборвалась, я винил себя, что не смог этого предотвратить. И проявить к вам внимание в этот момент, было бы в высшей степени бесчестно.
Но ведь жизнь продолжается. Обязательства заставляют меня вернуться на родину, и в то же время я не могу оставить вас. Катрин, я не могу надеяться, чтобы вы полюбили меня столь же сильно, как я вас. Но несмотря на это, прошу вас – стать моей женой. Можете подойти к этому браку со всей вашей практичностью, выдвинуть любые условия, позвольте только быть с вами рядом.
Катрин прерывисто вздохнула, и сжала пальцы. Она чувствовала, к чему идет разговор, но ей не хватило мужества, прервать северянина до того, как будут сказаны последние слова. Теперь же требовалось дать ответ.
В душе шевельнулось желание, закрыть глаза на все условности и принятые нормы. Вечная благопристойность не сделает ее счастливой. А вот мужчина, который смотрит на нее горящим взглядом, и рядом с которым так надежно… Однако мысль о дочках отрезвила ее. Смогут ли девочки прижиться в чужой холодной стране, привыкнуть к иным обычаям? В первую очередь она мать, и не может быть такой эгоистичной.
Неведомым образом, Ингвар уловил мысли, отразившиеся в ее глазах.
– В Эрланге ваших дочерей примут, как моих. И повзрослев, они смогут выбрать себе мужей из самых достойных сыновей северной земли.
Женщина покачала головой.
– Ингвар, я…
Северянин крепко сжал ее руки.
– Не давайте ответ сейчас. Я не буду торопить вас. Обдумайте, прежде чем принять решение.
Он осторожно коснулся губами ее пальцев, и вышел.
***
День близился к вечеру, а Катрин все так же сидела, сжимая пальцами перстень с теплым янтарем. За эти часы она передумала многое, но впервые окончательное решение давалось с таким трудом. На одной чаше весов была ее собственная жизнь, будущее счастье, возможность каждый день видеть обращенные к ней любящие глаза. А на другой, вся жизнь