объекта он становился более отчётливым: вырисовывалась стройная фигурка, распущенные волосы, потёртые джинсы и голубая ветровка… Когда девушка подбежала ко мне, я увидел её бледное напуганное лицо, прямую длинную чёлку, подстриженную на уровне бровей, и серенькие невыразительные глазки, в которых металась тревога.
— Вы на Тагилстрой едете? — спросила она, суетливо оглядываясь назад; казалось, будто за ней гонится целая шайка вурдалаков.
— Да, — ответил я. — А что случилось?
— Прошу Вас, возьмите меня с собой, — умоляла она жалобным голоском и даже слегка приседала в уморительном книксене; от этого возникало впечатление, что она вот-вот описается. — Давайте быстрее! Ну что Вы стоите как вкопанный?!!
— А что происходит? — Я стряхнул с себя остатки сонной оторопи, навеянной долгим ожиданием и ранним пасмурным утром, удивлённо выпучив на неё глаза. — Что за кипиш? У вас какие-то проблемы?
— Мне срочно нужно домой, — ответила она и недовольно зыркнула из-под чёлки; таким образом она дала мне понять, что совершенно не намерена со мной откровенничать.
— У меня такое чувство, что за Вами кто-то гонится, — предположил я.
Она посмотрела на меня ещё более строгим взглядом, выражающим крайнюю нетерпимость: просто отвези меня домой, ни о чём не спрашивай, не надо проявлять участие, не надо со мной разговаривать, и так тошно.
«Та ещё штучка», — подумал я и в тот же момент услышал за спиной, в гулкой тишине раннего утра, топот ног, одышку и горячее дыхание запоздавшей погони. Мы оглянулись одновременно, и девушка произнесла только одну фразу: «Твою мать!»
Из той же подворотни, откуда появилась она, выскочили двое парней и ринулись к нам. Это не предвещало ничего хорошего, и я критически оценил обстановку: «А вот, похоже, сбывается пророчество Татьяны». В тот момент я прекрасно понимал, что это была самая настоящая подстава — я просто шёл под раздачу, то есть оказался в нужное время в нужном месте.
В эту историю я вошёл как случайный прохожий, а выходил из неё как главный фигурант. Я неоднократно заявлял и повторю ещё раз: «У Всевышнего — прекрасное чувство юмора. Он никогда не прочь над нами посмеяться и в то же самое время преподать урок».
— Уходим! Уходим! Ну что ты стоишь, как будто обняло?!! — кричала девушка, увлекая меня за собой.
Поддавшись коллективному психозу, я сперва ринулся за ней и даже испытал кратковременный эмоциональный подъём, связанный с выбросом адреналина, но через некоторое время меня озарила мысль: «А не слишком ли быстро я бегу? И вообще, с какой стати я должен бегать от этих ушлёпков?» — я резко остановился и спросил её:
— Объясни, что происходит… Кто эти тревожные люди? Почему они за тобой гонятся?
— Некогда базарить! — крикнула малышка и продолжала тянуть меня за руку. — Это полные отморозки! Они только что вернулись с войны!
— Откуда ты их знаешь? — спросил я, не двигаясь с места.
В то же мгновение нас настигли — она отпустила мою руку и сделала вид, что не имеет ко мне никакого отношения; открыла сумочку и с независимым видом начала в ней рыться, достала пачку сигарет, чиркнула зажигалкой, глубоко затянулась…
Одним взглядом я оценил этих ребят. Камуфляжная форма бледно-зелёного цвета, высокие берцы, знаки отличия, краповые береты — всё говорило о том, что они служат в каком-то спецназе.
— Опаньки! — крикнул один из этих парней, широкоплечий коренастый блондин с круглым прыщеватым лицом, словно обведённым по циркулю.
У него были поросячьи глазки и маленький скомканный рот. Ноги у него были короткие и кривые. На его огромной башке, где-то на затылке, да ещё сбоку, словно Гренландия на глобусе, прилепился маленький краповый берет.
— Вот теперь меня окончательно прорубило, — произнёс он после мхатовской паузы и даже подчеркнул фразу красивым размашистым движением руки.
— Чё тебя прорубило? — с издевкой спросила девушка, выдыхая ему в лицо сизый клубок дыма.
— А то прорубило… — ответил он и медленно повернулся ко мне.
Он как будто перемалывал меня глазами, и желваки играли на его широких скулах, а я в это время совершенно спокойно парировал его наглый буровящий взгляд.
— Этот, что ли? — спросил он, ткнув меня указательным пальцем в живот.
— Саша, не дури, — спокойно попросила девушка. — Этого человека я вижу в первый раз, как и ты…
— Лёля! Чё ты мне паришь?! Почему ты ломанулась с хаты?! Что вообще происходит, Лёля?! А куда вы бежали от нас под ручку?!
Саша был явно в состоянии аффекта: у него всё лицо пошло красными пятнами и вены вздулись на шее.
— А ты кто такой? — спросил второй парень, разглядывая меня, словно инфузорию-туфельку в микроскоп.
Он был высокий и жилистый. У него была плакатная внешность защитника отечества: правильные черты лица и суровый взгляд, от которого легкий холодок пробегал по спине.
— Сейчас проверим твои документы, — сказал он тихим голосом и зловеще улыбнулся.
— Серёжа, не трогай его… Он тут вообще не при делах, — попросила Лёля и попыталась его от меня отодвинуть. — Кстати, он хотел отвезти меня домой… Хороший человек.
— Конечно! — обрадовался Саша. — Я бы такую куколку до самого Рудника на своём горбу пёр! Ну что, олень, положил глаз на мою девочку?! Трахнуть её хотел?!! — И уже орал на меня, обжигая лицо огненным дыханием, и довольно грубо толкал, демонстрируя в мой адрес крайнюю степень неуважения. — Я таких, как ты, насквозь вижу!!! Пока мы кровь проливали, ты наших девочек по койкам трали-вали!!!
Они пошли вокруг меня хороводы водить, — как это обычно водиться, — то ли выискивая лучшую точку для нападения, то ли пытаясь вогнать меня в полный ужас, то ли смакуя происходящее как добрый коньяк. Я никогда не понимал, к чему эти танцы с бубнами и почему русскому мужику во всём требуется прелюдия: он даже в уборную без газеты сходить не может.
— Саша! Серёжа! — крикнула Лёля и попыталась их оттащить, но её грубо оттолкнули в сторону: она уже не представляла для них никакого интереса. — Оставьте его в покое! Я сейчас закричу! Я всех на уши подниму!
Ребята её уже не слышали, как и не слышали собственный голос разума, а я в
