Да, Катюша, — тихо ответил отец. — Но сегодня можно мне побыть в доме? А завтра переедем в медпункт.
— Хорошо, конечно.
Я хотел угостить лимонадом отца, но Катя покачала головой.
— Газированные напитки нельзя. Нужно немножко потерпеть до дома. У меня с собой куриный бульон в банке — только разогреть.
Я допил лимонад, сунул бутылку под сиденье и снова завёл двигатель. Мы тронулись в сторону Черёмуховки.
Въехав в деревню, я остановился у сельсовета. Нужно было позвонить маме.
Фёдор Игнатьевич опять был на месте.
— Андрюха! — удивился он. — Так быстро? Как отец.
— Вот, привёз сюда, — ответил я. — Решили, что здесь ему будет лучше. Можно я в Волхов позвоню?
— Что ты спрашиваешь? Звони, конечно! А я пока пойду, с твоим батей поздороваюсь. Как Серёжка-то? Не хулиганит?
— Пока не жалуются. Вы отвезите его, пожалуйста, на автобус, как договаривались. Я сегодня не могу отца оставить.
Вчера мы с Фёдором Игнатьевичем договорились, что он отвезёт Серёжку на автобус после уроков.
— Конечно, как ты его оставишь одного! Отвезу, и разговору быть не может!
— Да он не один, — сказал я. — С нами Катя приехала. Но всё равно.
— Отвезу, отвезу! Звони, а я пока пойду — перекурю, да поздороваюсь. Серёжке-то сказать, что батя его здесь? Пусть зайдёт?
— Не надо, — покачал я головой. — Завтра зайдёт после школы.
— Ну, ладно.
Фёдор Игнатьевич вышел, а я подтянул к себе телефон.
Мама была на работе. Я позвонил прямо туда и долго ждал, пока заведующая Раиса Максимовна позовёт маму к телефону. Наконец, в трубке раздался мамин голос:
— Алло!
Я в нескольких словах объяснил маме, почему привёз отца в Черёмуховку.
— Да как же ты там с ним один будешь? — воскликнула мама.
— Я не один, здесь с нами Катя, — ответил я. — Ты приезжай в субботу, хорошо? Это уже послезавтра.
— Хорошо, — помолчав, ответила мама.
— Не переживай, пожалуйста. Здесь я и Катя, и Трифон. Мы присмотрим за папой. А в субботу я тебя встречу с автобуса!
Я повесил трубку и вышел на улицу.
Фёдор Игнатьевич с Катей стояли возле машины.
— Вот что, — сказал мне Фёдор Игнатьевич. — Я сейчас зайду за Трифоном, и мы к вам придём. Пусть он посмотрит твоего батьку. Ну, и в дом поможем перенести. Вы поезжайте пока, кровать приготовьте. Катюша пусть бульон разогреет. Всё сделаем по толку, не бросим вас одних в беде. Продукты какие надо, или ещё что — ты только скажи. Деревня же, все свои, дак!
— Спасибо, — ответил я и снова почувствовал, как на глаза навернулись слёзы.
Надо было прожить целую жизнь, умереть, снова родиться и опять столкнуться со смертью, чтобы понять простую вещь: самое великое богатство на земле — это люди, которые тебя окружают!
— Спасибо, Фёдор Игнатьевич! — повторил я.
А в воздухе пахло мокрой хвоей, талым снегом и горьковатым печным дымом. Пахло весной.
Глава 23
На следующий день к нам зашёл Алексей Дмитриевич Воронцов.
Отец только проснулся — под утро у него усилились боли, и Катя сделала укол снотворного.
Я занимался обедом — варил вермишелевый суп на курином бульоне. А Катя ушла в медпункт помогать Трифону готовить палату для отца.
Вчера Трифон внимательно осмотрел отца. Если бы не подавленное настроение — я бы восхитился этим осмотром. Сильные, чуткие пальцы Трифона порхали по худому телу, словно бабочки. Кожа отца в свете электрической лампы отливала восковой желтизной.
Трифон осмотрел его полностью, не пропустив ни одного сантиметра. Заставил перевернуться на живот и прошёлся пальцами вдоль позвоночника. Затем перевернул обратно, помог сесть и осмотрел горло, язык и цвет глазных белков. Внимательно изучил карточку, что-то бормоча себе под нос.
— С уколами не усердствуйте, — сказал он нам с Катей. — Сделайте на ночь, и под утро, если не будет спать. Потом я покажу вам особые точки — если их массировать, это снимает боль.
Под конец осмотра он распорядился дать отцу второе одеяло.
— Жарко будет — ничего. Но если простынет на сквозняке — тогда беда. А завтра непременно перевезём его в медпункт.
— Какая разница, где помирать? — криво ухмыльнувшись, спросил отец.
Трифон серьёзно посмотрел на него.
— И помирать можно по-разному, — почти грубо отрезал он. — А ты пока не помираешь. Не сегодня.
Затем Трифон посмотрел на эмалированную «утку», которую сам же захватил из медпункта.
— Вот это — только в самом крайнем случае, — сказал он. — Пока может ходить — пусть ходит.
От ужина Трифон отказался и ушёл задумчивый.
— Добрый день, Андрей Иванович! — сказал Воронцов.
— Здравствуйте, Алексей Дмитриевич! Что-то случилось?
Я ждал худшего. И сам не заметил, как это почти вошло у меня в привычку — в любой ситуации ожидать подвоха. Сказывались горькие события последних недель.
Вот и теперь, увидев на пороге директора школы, я предположил, что Серёжка сорвался и снова что-то отмочил.
Только этого мне сейчас не хватало, подумал я.
— Уроки уже закончились? — спросил я Воронцова.
Он кивнул и улыбнулся.
— Почти. Сейчас у ваших физкультура, потом труд. А эти предметы веду не я. Вот и выбрал время, чтобы зайти к вам поговорить.
— Присаживайтесь, — пригласил я. — Хотите чаю?
— Спасибо, не откажусь. Знаете, сегодня приключилась любопытная история.
— Опять Серёжка что-то натворил? — обречённым голосом спросил я. — Алексей Дмитриевич, я обязательно поговорю с ним. До конца четверти осталось совсем немного, а у нас, сами видите, что творится.
— Нет-нет, Андрей Иваныч, — не беспокойтесь, — ответил Воронцов. — Серёжа ведёт себя выше всяких похвал. Дело в другом.
Я поставил на стол чашки и заглянул к отцу. Он лежал под одеялом, глядя в потолок. Глаза его были открыты.
— Батя, хочешь чаю? — спросил я. — Я принесу. Или помочь тебе встать?
— Не надо, Андрюх, — отказался отец. — Помоги мне к окну сесть.
Я поставил возле окна единственный в доме стул со спинкой и отдёрнул занавески. Сегодня было пасмурно. Но всё равно — хмурый дневной свет сделал комнату уютнее.
— Только давай свитер наденем и штаны, — сказал я отцу. — Мало ли, сквозняк.
Я помог отцу одеться. Опираясь
